Ссылки для упрощенного доступа

"Люблю во всей красе твоей": споры вокруг гимна Санкт-Петербурга


Ведущий Иван Толстой


Передача, которую мы предлагаем вашему вниманию, могла бы иметь несколько названий: "Тонированный Пушкин" или "Люблю во всей красе твоей", или "Споры вокруг гимна Петербурга". В любом случае, день города, официально отмечаемый ежегодно 27 мая, опять поднял острый спор о том, чей поэтический текст достоин прославить северную российскую столицу. Ни у кого нет сомнений, что подходящая музыка выбрана правильно. Фрагмент из балета Глиера "Медный всадник". Чего же проще? Взять и слова из "Медного всадника", пушкинские. Вот как раз вокруг слов и идут принципиальные споры. Эпиграфом к разговору возьмем рассуждения петербургского критика Андрея Арьева.

Андрей Арьев:

Насчет того, что нужно подправлять Пушкина, - его подправляли даже такие замечательные люди, как Жуковский, его друзья, но все-таки пришлось вернуться к самому пушкинскому тексту. И сам Пушкин на этот счет выразился абсолютно однозначно, как он относится к такого рода переделкам. Помните, замечательные стихи под названием "Возрождение"?

Художник варвар кистью сонной
Картину гения чернит
И свой рисунок беззаконный
На ней бессмысленно чертит.


Вот мне кажется, что сейчас мы бессмысленно чертим свой беззаконный рисунок на гениальной поэме "Медный всадник", и это делать, на мой взгляд, нельзя. Повторяю, как бы мы ни были заинтересованы в том, чтобы гимн Петербурга написал Пушкин, но Пушкин его не написал и больше никогда не напишет.

Иван Толстой:

О чем, собственно говоря, спор? Петербургские архаисты, к ним принадлежит Андрей Арьев, говорят: Пушкина переписывать, переиначивать, переставлять нельзя. Другие - новаторы - относятся к проблеме проще. Слово - новатору, петербургскому писателю Михаилу Чулаки.

Михаил Чулаки:

Всегда есть нечто самое главное, и есть какие-то второстепенные частности. Так вот, самое главное в предлагаемом проекте то, что у нашего города, если это будет принято, окажется замечательный гимн - музыку вроде бы никто не оспаривает, прекрасную совершенно музыку - а те слова Пушкина, которые действительно уже фактически, без всякого уже чьего-то сверху соизволения стали гимном города. Потому что первое, что хочется сказать о Петербурге вообще, не о какой то его части, это: "Люблю тебя, Петра творенье". И никто лучше этого никогда уже не скажет - это совершенно очевидно. Вот это главное. Но у Пушкина подряд этих 12 строк не находится, чтобы взять их целиком, не трогая ни одной запятой. И поэтому предложен этот компромиссный вариант, когда берется 7 строк подряд, делается одна, восьмая, переходная строка, которой нет у Пушкина, но которая достаточно тактична. Знаете, у реставраторов есть такой прием - не записывать утраченное место, а тонировать. Вот это тонированное это место. А дальше опять 4 строки Пушкина, которые опять заканчиваются совершенно неизбежным, от чего никуда не деться - "красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия". От этого в гимне никуда не деться, а закончить "да примириться же с тобой и побежденная стихия" никак нельзя. Поэтому в этом четверостишии строки переставлены.

Иван Толстой:

Михаил Чулаки уверен, что в гимне музыка всегда на первом месте.

Михаил Чулаки:

Нужно всегда отличать музыку, поющуюся от музыки читаемой. Вот, очень большая ошибка тех, кто критикует, которые этой разницы не понимают. Они рассматривают это как некий текст для чтения. И тогда, действительно, вылезает вот эта строка, которой нет у Пушкина, и вот эти переставленные строки - сразу ты подскакиваешь, как на ухабе. Но это при чтении. В музыке все звучит иначе. Музыка всегда первична, и приспособлений текста к музыке несть числа. Буквально сразу после смерти Пушкина был "Руслан и Людмила", в котором пушкинские строки использованы, но никто не считал их неприкосновенными. Если считать Пушкина неприкосновенным, надо прежде всего изгнать "Евгения Онегина" и "Пиковую Даму". "Пиковая дама" даже просто по идеологии абсолютно чужда пушкинской повести. И, тем не менее, это прекрасное, самостоятельное произведение. А в "Евгении Онегине", хотя идеология более близкая, тем не менее, и сам Петр Ильич Чайковский вместе с каким-то, фамилия не то Шабельский, не то что-то вроде, они крапали в четыре руки из пушкинского текста то, что подходит под музыку. И крапали настолько успешно, что сейчас половина читающей публики уверена, что у мужа Татьяны фамилия Гремин. Поэтому вот эти разговоры о том, что нельзя трогать ни одной строчки Пушкина, я сильно подозреваю, что те, кто так говорят, кроме того, что они не понимают, что у музыки со словами определенные отношения, они еще хотят быть святее папы Римского, хотят показать что они уж так ценят Пушкина, что они не допустят.

Иван Толстой:

Слово архаисту. Андрей Арьев.

Андрей Арьев:

Я понимаю все эти страсти и все эти чувства. И мне самому было бы приятно и замечательно знать, что гимн Петербурга написал Пушкин. Но Пушкин такого гимна Петербургу не писал, он написал памятник самому себе. А если из каких-то музыкальных вариаций, то он написал в "Пире во время чумы" песню Председателя. Тем не менее, все, когда говорили о музыке Глиера, то говорили о том, что слова Пушкина из "Медного всадника" непроизвольно просятся на эту музыку. И из "Медного всадника" было вычленено несколько строф, которые предложено считать гимном Петербурга. Гимн был исполнен, более профессионального исполнения, чем нашей Академической Капеллы, трудно себе представить. Но при всем при том, как ни странно, когда гимн исполнялся, я не понял ни одного слова, хотя я все эти слова знаю наизусть. Я понимаю, почему. Потому что на самом деле поэтическая музыка - это не та музыка, которую мы исполняем. И что бы нам не говорили, что пушкинские стихи должны ложиться на эту музыку, для меня они внутренне никак не легли, и не случайно там при исполнении наиболее тонко слышащие люди поняли, что даже ударение неправильно приходится ставить. Например, вместо РоссИя - РоссиЯ. Ну и кроме этого, оказалось, что и пушкинский текст совершенно не пушкинский текст, потому что автору этой идеи композитору и музыканту Корчмару пришлось Пушкина подправить. Сначала были выбраны две первые строфы из "Медного всадника" и еще одна строфа, которые совсем уже не укладывались в музыку Глиера. И пришлось присочинить сначала одну строчку, потом поменять порядок строк, потом сделать пропуск и, в общем, получился некий коллаж, имеющий, конечно, отношение к Пушкину, к "Медному всаднику", но, по-моему, не имеющий никакого отношения к гимну и самой по себе идеи гимна. Потому что в этой поэме, одной из самых великих и загадочных русских поэм, ничего такого напоминающего о гимне нет. Поэма необыкновенно трагичная, и о содержании ее можно говорить бесконечно, но те фрагменты, которые выбраны для гимна, они не гимнические по своей основе. Они действительно очень высоко патетические, но содержание строчек "Люблю тебя, Петра творенье" и так далее - это созерцание одинокого поэта, который смотрит на совершенно пустой, ночной Петербург и размышляет о каком-то возможном величии этого города практически без людей. И вот эта тема одинокого созерцающего поэта как раз и корреспондирует с основной темой "Медного всадника", темой маленького человека, который погибает в этой стихии. Этот одинокий поэт с одиноким Евгением и сближается. В общем, тема этой поэмы, как мы знаем, философская, очень сложна и важна, это гениальная поэма, но никакого гимна мы тут не видим. Все тут дружно говорили, что, собственно говоря, слова не так и важны, потому что вот как в советские времена пели под фанеру, открывали рот, и поскольку не очень слышно, так и будут все то ли рот открывать, то ли непонятно, что петь.

Иван Толстой:

Знаменитые строки из поэмы "Медный всадник" никак не ложатся на музыку Глиера. Вот Пушкин:

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак,
Блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц,
И светла Адмиралтейская игла,
И не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса,


Петербургский музыковед Корчмар, соединяя для гимна Пушкина и Глиера, решил одного из них несколько подредактировать. Глиера он оставил в неприкосновенности, а за Пушкина для гладкости присоединил - от самого себя - строчку "Люблю во всей красе твоей". Писатель Михаил Чулаки защищает такой вариант. Будет ли хуже, если его не допустят?

Михаил Чулаки:

Во-первых, может даже не устоять музыка Глиера. Потому что наш председатель законодательного собрания выступал на тех же слушаниях примерно так: ну, конечно, он понимает, это красивая музыка, но спеть ее он не может. И другие тоже спеть не смогут, поэтому у него есть некоторые сомнения. Может быть, потому что наш Петербург особый город, он может себе позволить такой гимн, но, в общем, все-таки... Так что даже музыка Глиера не канонична. Во-вторых, что будет с текстом? Я не говорю о каких-то бывших партаппаратчиках. Но выступали люди вроде бы вполне интеллигентные. Знаменитый актер выступал, директор такого замечательного музея-заповедника, и говорили следующее: ну ведь, господа, история нашего города не исчерпывается "оград узор чугунный". Так что даже в из мозгах вроде бы интеллигентных крутится, что это должен быть такой гимн, по михалковскому типу - этой строчкой отразим блокаду, этой строчкой отразим индустриализацию, этой строчкой отразим революцию. Непонятно как к ней относится, но ведь тоже историческое событие. Если набирать каждой строчки по этапу истории, то получится вот так, как пишет гимн Михалков - этого не забыть, этого не забыть... Вот что получится, если отвергнуть Пушкина. Свято место пусто не останется.

Иван Толстой:

С чем согласен оппонент Андрей Арьев, так это с тем, что ориентироваться на сегодняшние потребности в гимне нелепость.

Андрей Арьев:

Почему-то всех очень взволновало то, что наши спортсмены при исполнении гимна стоят, ничего не произнося, с закрытыми ртами. Но если тот текст, который нам предлагают, принять за гимн пушкинский, то это было бы зрелище - представьте себе какого-нибудь вратаря Филимонова, который перед встречей с мюнхенской "Баварией" поет о том, что он ощущает прозрачный сумрак, блеск безлунный. Это несколько смешно. Не говоря о том, что все это вообще сплошная риторика, потому что никаких гимнов никто не поет. То есть поют на международных соревнованиях гимн своей страны. Никто не поет гимн города. И даже внутри России этого гимна нигде не исполнишь, потому что, скажем, если происходят какие-то соревнования, при отсутствии гимна Воронежа, не будут же петь гимн одного Петербурга.

Иван Толстой:

А должен ли у гимна вообще быть смысл? Михаил Чулаки?

Михаил Чулаки:

Пушкинский гимн - это просто образ. Не надо никакой истории, не надо ничего перечислять. А просто "твоих оград узор чугунный". Те, кто не понимает, что образ важнее, чем перечисление, вот те восстают против этого. Поэтому проявляем такой снобизм, другого варианта из Пушкина быть не может. Пушкин не встанет, чтобы собственноручно подправить свой текст под гимн. Значит, отвергнем этот вариант из-за одной строчки, потому что ах! - нельзя трогать Пушкина, значит, получим в лучшем случае на музыку Глиера какую-нибудь поделку михалковского уровня, а может, и потеряем музыку Глиера. Вот это надо понимать. А так, на самом деле гимн вообще обычно знают во всем мире, всегда знают первые 4 строчки, дай Бог. Кто сейчас из наших монархистов знает "Боже, царя храни" дальше второй строчки? Третью уже никто не знает. При этом все довольны - "Боже, царя храни" - этим все сказано. "Люблю тебя, Петра творенье" - этим все уже сказано. И поэтому остальные строчки можно помнить, можно не помнить. Но этого первого четверостишия и первой строчи вполне достаточно, чтобы наш гимн стал замечательным, и повезло нам, что мы живем в таком городе, который осветил Пушкин своими строками. И я очень верю, что Глиер, когда писал свою музыку, в нем звучали эти строки, потому что от них просто никуда не деться.

Иван Толстой:

Я использую свое право ведущего и последнее слово, как петербуржец, предоставляю Андрею Арьеву.

Андрей Арьев:

Таким образом, что получается? Получается, что защитники этого текста говорят, что подумаешь, что там будут петь, не до всех это и дойдет, но все-таки нужно, чтобы был Пушкин. Но, во-первых, никаких слов Пушкина здесь, по существу, нет. Во всяком случае, тех слов, которые существуют в логическом и стройном порядке в "Медном всаднике". Смысл этих трех строф друг другу противоречит. И потом, все-таки гимн должен быть и напечатан. Когда мы это напечатаем, то увидим, какие бессмысленные возникают противоречия. Не говоря о том, что всякий знает содержание этой трагической поэмы, знает, чем она заканчивается. А заканчивается она именно тем, что "И тут же хладный труп его похоронили ради Бога". Вот этот гимн ради Бога, к сожалению, я бы похоронил.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG