Вернуть детей. Никита Сологуб – oб уязвимых и недоброжелателях

Около 6 часов утра 8 октября 2013 года 33-летняя Елена Иванова (имена Елены и ее родственников изменены по просьбе героини) вышла из своей квартиры в подъезд многоэтажки в районе Ховрино на севере Москвы и продала малознакомому мужчине 0,18 грамма героина за 1 тысячу рублей. К тому времени Иванова на протяжении 10 лет страдала зависимостью от опиоидов, несколько раз уходила в ремиссию, но в последний месяц снова стала ежедневно употреблять наркотики. "Я действительно это сделала, потому что не могла найти на тот момент другой способ получить деньги, которые нужны были мне самой на покупку героина", – говорит она сейчас о продаже героина. Малознакомый мужчина оказался полицейским агентом, действовавшим в рамках оперативно-разыскного мероприятия "проверочная закупка".


В двухкомнатной квартире Елена жила вместе с пожилой матерью Клавдией Петровой, своим гражданским мужем Артёмом Куминовым и тремя детьми: годовалой дочкой и двухлетним мальчиком от нынешнего сожителя и старшим сыном от предыдущего брака, ему тогда было 14 лет. По окончании "проверочной закупки" полицейские сообщили Елене, что повезут её на допрос. Иванова попросила дать ей связаться со своей матерью, которая в это время была в Подмосковье, но оперативники не разрешили, лишь пообещав, что допрос быстро закончится, после чего она сможет вернуться домой. Рассудив, что за младшими детьми в течение непродолжительного времени сможет приглядеть старший, настаивать Елена не стала.

Вернуться домой под подписку о невыезде в качестве обвиняемой по статье о покушении на сбыт наркотиков Елене разрешили только около 10 утра. Пока её не было, в квартиру явились сотрудники отдела по делам несовершеннолетних отдела МВД по Ховрино и органа опеки (старший сын открыл дверь), осмотрели квартиру и составили акты выявления беспризорных несовершеннолетних и административный протокол по статье 5.35 Кодекса об административных правонарушениях (неисполнение родителем обязанностей по воспитанию несовершеннолетних). Когда Иванова вернулась домой, детей уже не было: старшего инспектор передала биологическому отцу, а младших отправила в инфекционную больницу, чтобы через две недели сдать в дом ребенка.

"Елена, конечно, была в шоке. Потом с ней связались и объяснили, что детей изъяли, что направлен на рассмотрение вопрос о лишении родительских прав, – вспоминает юрист Фонда Андрея Рылькова (организация, выполняющая, по мнению Министерства юстиции Российской Федерации, функции иностранного агента) Тимур Мадатов, занимавшийся делом Ивановой. – Я полагаю, что инспектор по делам несовершеннолетних зашла туда не случайно: наверное, когда полицейские забирали её, они сообщили, что дети остались одни. Не знаю уж, в чём тут были мотивы: может, они так перестраховались, мало ли что с детьми случиться могло".

Вскоре полицейские задержали и супруга Елены. По словам Ивановой, чтобы она осталась на свободе, Артем признался в двух автомобильных кражах, которые не совершал, и сказал на допросе следователю, что сам приобрел наркотик для продажи, а у Елены он оказался только потому, что сам Куминов не успевал вернуться домой к приходу покупателя. Несмотря на признания, задержанного отправили в СИЗО.

Вскоре после изъятия детей администрация района Ховрино подала в районный суд иск о лишении Ивановой родительских прав. В качестве причины в иске указывались употребление матерью наркотиков и "угроза жизни и здоровью детей", которую та допустила, когда оставила их одних в квартире. Чтобы зафиксировать свою заботу о детях, Иванова стала регулярно посещать Дом ребенка; по совету сотрудниц органов опеки, она легла в стационар: сперва на медикаментозное лечение, потом на реабилитацию, и вышла в ремиссию. В середине января 2014 года, когда Елена находилась на лечении, суд провел заседание по лишению родительских прав в её отсутствие и удовлетворил иск администрации.

Единственным свидетелем по делу была районный инспектор по делам несовершеннолетних. Она рассказала, что Елена употребляла с 2004 года, но, узнав про вторую беременность, бросила наркотики, а после родов вновь "начала принимать". "Ответчик пыталась прекратить приём наркотиков, но больше двух недель не выдерживала", – констатировала инспектор. В ходе заседания зачитали и составленный инспектором акт об обследовании квартиры Ивановой. Согласно этому документу, в квартире всё соответствовало общепринятым нормам проживания несовершеннолетних; Иванова же при осмотре сказала, что "во всём случившемся винит только себя, понимает, что находится в наркотической зависимости, и согласна пройти курс лечения".

В России женщине, страдающей от зависимости, с детьми в принципе непонятно, что делать и как быть

Рассматривая иск, суд сослался на статью 69 Семейного кодекса, в которой перечислены основания для лишения родительских прав. Это может случиться при "уклонении от выполнения обязанностей родителей", отказе забирать ребенка из родильного дома, "злоупотреблении" родительскими правами, жестоком обращении с детьми, покушении на половую неприкосновенность ребенка, совершении умышленного преступления против его жизни, а также в случае, если родитель "болен хроническим алкоголизмом или наркоманией". В обоснование факта наличия у Ивановой наркомании суд сослался на справку о том, что та стоит на учете – при этом на учёт Елену поставили, поскольку она, по совету сотрудниц органов опеки, стала проходить реабилитацию, чтобы выйти в ремиссию.

"То есть в Семейном кодексе перечислен ужас-ужас-ужас, и тут вдруг пункт о наличии у человека такой болезни, как будто это соразмерное что-то. Изначально кодекс построен дискриминационно, – объясняет юрист Мадатов. – В опеке ей говорили, что ты плохая мать, за детьми не следишь, иди лечись, а итоге обернулось так, что из-за этого лечения её поставили на учет, а из-за учёта лишили прав. С одной стороны, иди лечись, с другой (это и использовано было в суде), мол: "Вот же наркоманка, вот же диагноз". То есть в России женщине, страдающей от зависимости, с детьми в принципе непонятно, что делать и как быть: либо насухо ломаться, не связываться с медиками и не получать помощь, либо обращаться, вставать на учет, но тогда у неё детей заберут".

14 апреля состоялось рассмотрение апелляции на решение Ховринского суда, её не удовлетворили. Ещё через две недели Головинский районный суд приговорил Елену к шести годам колонии общего режима, признав виновной в покушении на сбыт наркотиков группой лиц в значительном размере. Её супругу Куминову, который также признался в двух кражах, дали семь лет строгого режима.

После вынесения приговора младших детей Ивановой передали из дома ребенка в другую семью на патронаж, несмотря на то что мать женщины, Клавдия Петрова, была готова взять их под свою опеку. Отказ уполномоченный в сфере опеки по администрации Ховрино мотивировал судимостью пенсионерки: в 1975 году женщину, работавшую фельдшером, осудили по части 2 статьи 224 (хищение наркотических средств), наказание к ней не применялось. Юристы Фонда Рылькова пытались обжаловать отказ, но безуспешно. "Доводы истца о погашении судимости <…> признаются судом несостоятельными по той причине, что федеральный закон, каковым является Семейный кодекс, прямо указывает о запрете быть опекунами лицам, имеющим не только погашенную судимость по определенной категории преступлений, но и в отношении которых вынесены постановления о прекращении уголовных дел по нереабилитирующим основаниям", – постановил суд.

"В законе запрет на опекунство содержится только для осужденных по таким "страшным" статьям, как убийства, педофилия, ну и по статьям о наркотиках, страшное дело ведь – человек был осужден в 1970-е. Мы хотели продолжать раскручивать, обжаловать дальше, но бабушка сама сказала: "Ребята, у меня сил нет". Ну, мы понимали, что она не потянет двоих детей, и дело дальше не пошло. Мы дошли до кассации, но не дошли до Верховного суда", – вспоминает Мадатов.

Юристы Фонда Рылькова дошли с делом Ивановой до Европейского суда по правам человека. В заявлении в Страсбург они указали: национальные суды автоматически применили статью 69 Семейного кодекса только на том основании, что она была наркоманкой; они не оценили необходимость и соразмерность такой суровой меры, как лишение родительских прав. "По мнению заявителя, лишение родительских прав должно быть крайней мерой, применяющейся только в тех случаях, когда другие, менее навязчивые меры оказались неэффективными. Хотя другая статья Семейного кодекса предусматривает меру в виде ограничения родительских прав, российские власти никогда не рассматривали возможность применения этой меры", – говорилось в заявлении.

В результате 25 февраля 2020 года ЕСПЧ признал за Россией нарушение статьи 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и присудил Ивановой 20 тысяч евро компенсации. "Мы доказали, что если бы нормально государство к этой истории подходило, то ее не лишили бы родительских прав, а обеспечили бы социальной поддержкой. То есть вопрос был поставлен так: хорошо, вы подали на лишение родительских прав, вы вправе это сделать, но тогда, будьте добры, продемонстрируйте, что государство сделало, чтобы семью поддержать. Может, психолога выделило, материальную поддержку? Понятно, что в России опека функционирует так, что она ничего не делает. Просто приходили к ней и говорили, что она плохая мать – вот в этом была функция опеки", – объясняет Мадатов.

С февраля прошлого года Иванова находится на свободе, она вышла по УДО; сейчас Елена живет в той же квартире с матерью. Вскоре должен освободиться и её супруг, с которым она намерена продолжать жить вместе. "После освобождения я долго восстанавливала своё здоровье, в колонии мне дали вторую группу инвалидности. Пока я не работаю, но как раз собиралась устраиваться, как карантин объявили. Наркотики я не употребляю уже семь лет – у меня даже тяги нет, и алкоголь не пью", – рассказывает она.

Старший сын, которому уже 18 лет, после совершеннолетия переехал жить к матери. Младших Елена всё ещё надеется вернуть: "Поскольку я лишена родительских прав, общаться с ними мне запрещено, но с ними иногда общается моя мама. Я общаюсь с опекунами: могу позвонить, узнать, что в школе, как дела. Я намерена добиваться восстановления родительских прав, жить вместе с ними, воспитывать, они мне очень дороги".

Юрист Мадатов надеется, что решение ЕСПЧ послужит основанием для пересмотра постановления о лишении Ивановой родительских прав ввиду новых обстоятельств. "Дети не были усыновлены – если бы были, то всё было бы сложнее. Есть люди, которые в такой ситуации говорят: "Ну, лишили и лишили". Но это другой случай", – рассуждает он.

Президент Фонда имени Андрея Рылькова Аня Саранг считает проблему защиты прав женщин, употребляющих наркотики, одной из самых серьезных в работе организации: "В России они очень уязвимы, потому что у них в любой момент могут отнять детей – недоброжелатели, родственники, бывшие супруги и так далее – на основании только того, что они употребляют наркотики. Такая практика следует из того убеждения, что люди, зависящие от наркотиков, ни в коем случае не могут заботиться о своих детях, что, конечно, неправда. Вроде бы это такая незаметная история, но достаточно типичная: многие употребляющие родители боятся, что у них отнимут ребенка за любой административный протокол. Государство держит их в страхе, вместо того чтобы оказывать таким людям заботу и поддержку. Поэтому у нас в фонде с 2014 года существует "семейный проект", помогающий наркозависимых людям научиться коммуницировать со своими детьми и налаживать теплые отношения внутри семей".

Никита Сологуб – журналист

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции