Строительство Большой сцены театра "Геликон-Опера" остановлено решением правительства Москвы еще 18 октября, однако до сих пор продолжаются споры защитников культурного наследия с архитекторами и руководством театра. Одни настаивают на спасении памятника федерального значения – старинной усадьбы Глебовых-Стрешневых-Шаховских. Другие заявляют, что без нового здания театр не сможет нормально функционировать.
Строительство на Большой Никитской прекратили для проведения историко-культурной экспертизы и уточнения охранного статуса усадьбы 18-19 веков. Произошло это после настойчивых протестов общественности. Архнадзор, в частности, указывает: "В ходе осуществления проекта так называемой "реставрации с приспособлением", полностью снесен полуциркульный флигель, разобран, за исключением фасадной стены, другой флигель, конца 19 века, главный усадебный дом надстроен дополнительным этажом".
А проект еще много чего предусматривает. В частности, перекрытие усадебного двора крышей, что, конечно же, создает дополнительные площади, но и искажает планировку усадьбы до неузнаваемости. Генеральный директор института "Моспроект-4" Андрей Боков говорит, что по этому проекту пространство двора, наконец, станет видно городу.
– До этого попасть во двор было практически невозможно. Все те, кто придут в театр, получат возможность увидеть, наконец, это пространство, и понять, что это. Театральный зал остается двором, и ,будучи двором, становится еще и театральным залом. Вот в этом смысл решения.
Аналогичное решение тот же "Моспроект-4" осуществил в Музее Пушкина на Пречистенке, чем и гордится. Историки архитектуры в ужасе. При этом Андрей Боков сетует: законодательство по охране памятников не дает архитекторам развернуться:
– Мы имеем 73-ый закон федеральный, 40-ой закон Москвы, которые можно квалифицировать как самые свирепые, жестокие и непримиримые законы на всем европейском пространстве. Какие бы то ни было вторжения в тело памятника запрещены. Единственным оправданием диалога с памятников является требование адаптации взамен требований современной жизни. Они зафиксированы в другой группе наших законодательных актов.
Художественный руководитель Геликон-Оперы Дмитрий Бертман говорит, что усадьба, в которой располагается театр, и вовсе не является памятником:
– Когда я слышу в свой адрес, что я вандал, становится просто страшно. Потому что все эти годы я больше занимался сохранением этого здания, чем спектаклями. Мы получали документы в течение всех этих лет. В 2010 году, когда уже началась эта "война", мы получили документ Москомнаследия, в котором было написано: "В соответствии с письмом Росохранкультуры от 23-го принадлежность к памятникам и категории историко-культурного значения объектов, расположенных по адресу Большая Никитская, 19/16, строения 1-2, нормативными актами органов государственной власти в установленном порядке определены не были. В настоящее время планируется проведение историко-культурной экспертизы для определения статуса указанных зданий". Статус зданий этих не определен! В 1995 году президентским указом было сказано, что памятником является дом 19/16 по Большой Никитской и в Кисловском переулке, а не в Калашном. Это Театр Маяковского. Историческое задние с сохраненными интерьерами, которое является целиком памятником.
За комментариями РС обратился к координатору движения Архнадзор Рустаму Рахматуллину:
– После сноса зданий и инициирования, в связи с этим, проверок, стратегия и тактика наших оппонентов изменились. Наконец-то стали обращать внимание на ошибку в дроби в адресе, которая дает адрес усадьбы не по Калашникову переулку – Никитская/Калашников, а по Никитская/Кисловский. По произвольному толкованию тогдашнего руководителя Росохранкультуры, господина Кибовского, этот адрес указывает на Театр Маяковского. Однако Театр Маяковского построен архитекторами Торским и Шехтелем, а усадьба Глебовых-Стрешневых архитекторами Кольбе и Торским. Именно такова запись в президентском указе. Более того, там назван памятник: усадьба Глебовых-Стрешневых, архитектор Кольбе и Торской. Таким образом, дробь в адресе прямо противоречит основному содержанию записи. Там же фигурирует и датировка: XVIII - XIX века, тогда как Театр Маяковского целиком построен в конце XIX века. Фактически эта дробь в адресе – единственная зацепка наших оппонентов, позволяющая им говорить, что работы велись не на памятнике. В действительности уничтожена часть памятника федерального значения, имеющая паспорт, пообъектное описание в распоряжениях правительства Москвы и разные другие подтверждающие это документы.
Среди тех, кто вступился за усадьбу, – живущий во Франции князь Дмитрий Шаховской. Он заявляет: "Дело не в том, что это здание связано с историей моего рода: этот комплекс может быть интересен каждому москвичу, который имеет минимальное культурное образование".
Строительство на Большой Никитской прекратили для проведения историко-культурной экспертизы и уточнения охранного статуса усадьбы 18-19 веков. Произошло это после настойчивых протестов общественности. Архнадзор, в частности, указывает: "В ходе осуществления проекта так называемой "реставрации с приспособлением", полностью снесен полуциркульный флигель, разобран, за исключением фасадной стены, другой флигель, конца 19 века, главный усадебный дом надстроен дополнительным этажом".
А проект еще много чего предусматривает. В частности, перекрытие усадебного двора крышей, что, конечно же, создает дополнительные площади, но и искажает планировку усадьбы до неузнаваемости. Генеральный директор института "Моспроект-4" Андрей Боков говорит, что по этому проекту пространство двора, наконец, станет видно городу.
– До этого попасть во двор было практически невозможно. Все те, кто придут в театр, получат возможность увидеть, наконец, это пространство, и понять, что это. Театральный зал остается двором, и ,будучи двором, становится еще и театральным залом. Вот в этом смысл решения.
Аналогичное решение тот же "Моспроект-4" осуществил в Музее Пушкина на Пречистенке, чем и гордится. Историки архитектуры в ужасе. При этом Андрей Боков сетует: законодательство по охране памятников не дает архитекторам развернуться:
– Мы имеем 73-ый закон федеральный, 40-ой закон Москвы, которые можно квалифицировать как самые свирепые, жестокие и непримиримые законы на всем европейском пространстве. Какие бы то ни было вторжения в тело памятника запрещены. Единственным оправданием диалога с памятников является требование адаптации взамен требований современной жизни. Они зафиксированы в другой группе наших законодательных актов.
Художественный руководитель Геликон-Оперы Дмитрий Бертман говорит, что усадьба, в которой располагается театр, и вовсе не является памятником:
– Когда я слышу в свой адрес, что я вандал, становится просто страшно. Потому что все эти годы я больше занимался сохранением этого здания, чем спектаклями. Мы получали документы в течение всех этих лет. В 2010 году, когда уже началась эта "война", мы получили документ Москомнаследия, в котором было написано: "В соответствии с письмом Росохранкультуры от 23-го принадлежность к памятникам и категории историко-культурного значения объектов, расположенных по адресу Большая Никитская, 19/16, строения 1-2, нормативными актами органов государственной власти в установленном порядке определены не были. В настоящее время планируется проведение историко-культурной экспертизы для определения статуса указанных зданий". Статус зданий этих не определен! В 1995 году президентским указом было сказано, что памятником является дом 19/16 по Большой Никитской и в Кисловском переулке, а не в Калашном. Это Театр Маяковского. Историческое задние с сохраненными интерьерами, которое является целиком памятником.
За комментариями РС обратился к координатору движения Архнадзор Рустаму Рахматуллину:
– После сноса зданий и инициирования, в связи с этим, проверок, стратегия и тактика наших оппонентов изменились. Наконец-то стали обращать внимание на ошибку в дроби в адресе, которая дает адрес усадьбы не по Калашникову переулку – Никитская/Калашников, а по Никитская/Кисловский. По произвольному толкованию тогдашнего руководителя Росохранкультуры, господина Кибовского, этот адрес указывает на Театр Маяковского. Однако Театр Маяковского построен архитекторами Торским и Шехтелем, а усадьба Глебовых-Стрешневых архитекторами Кольбе и Торским. Именно такова запись в президентском указе. Более того, там назван памятник: усадьба Глебовых-Стрешневых, архитектор Кольбе и Торской. Таким образом, дробь в адресе прямо противоречит основному содержанию записи. Там же фигурирует и датировка: XVIII - XIX века, тогда как Театр Маяковского целиком построен в конце XIX века. Фактически эта дробь в адресе – единственная зацепка наших оппонентов, позволяющая им говорить, что работы велись не на памятнике. В действительности уничтожена часть памятника федерального значения, имеющая паспорт, пообъектное описание в распоряжениях правительства Москвы и разные другие подтверждающие это документы.
Среди тех, кто вступился за усадьбу, – живущий во Франции князь Дмитрий Шаховской. Он заявляет: "Дело не в том, что это здание связано с историей моего рода: этот комплекс может быть интересен каждому москвичу, который имеет минимальное культурное образование".