На испанском побережье Коста-Бланка живет множество русскоговорящих эмигрантов. Именно здесь сложились самые многочисленные и устоявшиеся русскоязычные колонии. Их составляют люди из разных стран постсоветского пространства: России, Украины, Беларуси, Казахстана, Молдовы, Литвы, Латвии, Эстонии и других государств.

Со статистикой сложно: поток миграции не прекращается, к тому же многие живут в стране нелегально. Но уже в 2020 году, только по официальным данным, в Испании проживало более 80 тысяч эмигрантов-россиян, около 107 тысяч украинцев, 19 тысяч молдаван, 6 тысяч белорусов. А в последние два с половиной года после начала войны в Украине наплыв эмигрантов резко увеличился.

Люди переезжают жить в Испанию по разным причинам. Кто-то бежит от войны, кто-то – от режима, установленного в родной стране, а кому-то просто нравится теплый климат и жизнерадостное население. Интересная особенность региона: многие живущие здесь люди из постсоветских стран плохо знают или вовсе не знают испанского языка, с местными жителями общаются только в магазинах да в госучреждениях, а основное общение происходит в русскоговорящей среде.

Здесь хорошо видно, что такое пресловутый "русский мир". С удивлением узнаешь, например, что многие жители Казахстана в больших городах не знают казахского языка. Многие из тех, кто живет тут, как раз и бежали от этого "русского мира", принявшего в последнее время столь навязчивую идеологическую форму. И попали в русский эмигрантский мирок.

Мы расскажем несколько историй людей из разных стран, живущих в этой части Испании.

Ларисе 40 лет, она из Украины. В последнее время вместе с дочерью жила в Харькове. В Испанию приехала в июне 2022 года.

– Через два дня после начала российского вторжения в Украину погиб отец моей дочери, – рассказывает Лариса. – Он был военный, к тому времени уже вышел в отставку, а с началом войны добровольно вернулся на службу для защиты родного города.

23 февраля дочь пришла домой заплаканная, говорит: "Папа уходит на войну". А я вообще за новостями не следила, не понимаю, что за война, откуда война?! Все это стало для нас полной неожиданностью! Мы так хорошо жили, были полностью устроены: свое жилье, работа, учеба, друзья…

26-го днем бывший муж позвонил мне, просил оберегать дочь, потом попросил разбудить её и сказал только:"Доча, я тебя люблю, слушайся маму!" Это были его последние слова. Через час мы увидели сообщение о том, что в их военную часть попали две российские управляемые ракеты... Потом его гибель подтвердили.

Харьков все время обстреливали. Перед нашим домом разворачивались танки, стреляли… Мы сидели вдвоем в квартире. Я была в полном шоке. Помню, дочка говорит: "Мама, тревога, пойдем в подвал!" А я борщ варю: "Подожди, я морковку брошу, пока мы в убежище, она как раз сварится"… Она: "Мам, да ты что?! Спаси меня!"

Мы не знали, что делать. Уехать? Но это было опасно, на трассах расстреливали людей, в области было полно боевой техники. Мы жили недалеко от аэропорта, я видела из окна взрывы, пожары, слышала автоматные очереди.

Потом все-таки решились. Друзья на машине подвезли нас до вокзала. Любимую кошку пришлось оставить в квартире: у нее не было документов и прививок. Кстати, надо отдать должное пограничникам: многие уезжали с животными, и на границе не спрашивали никаких документов! Мы оставили ключи, кошку забрали друзья, а потом мой муж (в тот момент он находился в другом городе у родителей) ее вывез, сейчас она уже с нами.

Мы уезжали 2 марта, практически без багажа. Было очень много народу. Мы сели в поезд рано утром, а те, кто пришел после 11, уже не смогли уехать в тот день, началась паника. Ехали по четыре-пять человек на одном месте, в туалет было не попасть. Мы не знали, куда едем. Добрались до Львова, потом – до Польши.

В этой стране нам оказали огромную помощь, я очень ей благодарна! Встретили, разместили, и меня практически сразу взяли на работу по приему студентов в Международном университете в Лодзи (я по образованию юрист со знанием трех языков). Я еще волонтерила, готовила еду при одном храме, попутно обучилась поварскому искусству, что очень пригодилось мне в Испании.

– Кстати, как вы там оказались?

– Мне встретилась одна женщина, которая рассказала, что в Испании есть такое место – Торревьеха, где происходят чудесные исцеления благодаря тамошним соленым озерам: это фактически аналог Мертвого моря. И я как-то сразу поняла, что мне нужно туда. Дело в том, что мой второй муж сильно болел, а он на тот момент уже был в Испании. Я доработала по контракту (хотя мне предлагали его продлить, даже предлагали жилье), и мы отправились в Торревьеху. Ехали в никуда, никого там не зная, почти без денег. Но все сложилось прекрасно, даже нашлись спонсоры, которые купили нам билеты!

В Испании я очень скоро поняла, что без языка никуда, на работу не брали, и первое время я работала поваром вегетарианской кухни на ретритах для русскоговорящих и репетитором английского языка. Сейчас учу испанский.

В какой-то момент я осознала, что моя миссия – передавать знания другим людям. Прошла онлайн-обучение и приобрела новую специальность – она называется "доула смерти". Это специалист, помогающий человеку пройти период умирания, а его близким – общаться с ним, а затем – справиться с потерей. Каждый человек должен экологично, в спокойном состоянии пройти этот путь.

Люди, сталкиваясь со смертью, часто не знают, как действовать. Доула смерти обладает специальными знаниями (в том числе психологическими), помогающими в этом. Тут трудность еще в том, что в нашей культуре тема смерти во многом табуирована. Но ведь смерть – такая же часть жизни, как и рождение! И сейчас одна из моих задач – популяризация возможностей говорить о смерти.

У меня был свой путь в эту профессию. В 2020 году у моего мужа обнаружили третью стадию рака мозга. Врачи давали ему всего несколько месяцев жизни. Но он и по сей день жив и теперь уже совершенно здоров. Мы использовали разные методы оздоровления: условное голодание по Марве Оганян, появилась в нашей жизни Випассана. После всего этого у меня совершенно ушел страх смерти, я поняла, что рак – это не приговор, а возможность пересмотреть свою жизнь. И теперь я точно знаю: если человек хочет жить, то он будет жить! Кстати, с мужем еще несколько месяцев работала психолог, специалист по работе с тяжелым диагнозом: тоже своего рода доула смерти, хотя тогда это так не называлось.

– А доула смерти – это востребованная профессия?

– Да. Я провожу онлайн-сессии, ко мне обращаются люди из разных стран мира. Существует реестр доул, через который можно нас найти и выбрать себе специалиста. Помимо этого я продолжаю преподавать английский, готовить еду на ретритах. Дочке 17 лет, она учится в испанской школе, изучает языки, играет в самодеятельном театре.

– Вам нравится в Испании?

– Да, очень. Испания – страна для всех. Здесь не чувствуется разделение на национальности, все люди мирно уживаются, каждый находит себе друзей и занятия по интересам. И здесь можно жить почти с любым бюджетом: множество всяких вариантов. Я в восторге от испанской системы образования: учителя относятся к детям с уважением, не кричат на них, учат их думать.

Ивану за 60, он родом из белорусского Витебска, живет в городе Картахена.

– Наша семья – верующие, христиане. В какой-то момент мы поняли, что живем в стране, порядки в которой совершенно противоречат принципам христианской морали и этики. В Библии много сказано о том, как должны себя вести власти, как должны себя вести люди, но у нас это никак не соблюдается!

Видя это несоответствие, мы решили, что если никто не возвысит свой голос за правду, как написано в Слове Божьем, то лет через 10–15 в нашей стране нормальным людям делать будет нечего. Решили организовать христианское политическое движение, создали ряд церковных общественных организаций. Одна из них пыталась ходить в школы, беседовать с директорами о том, как воспитывать детей, но тут мы встретили непробиваемую стену. Пытались приглашать на наши христианские собрания представителей политического бомонда, но и там не увидели отклика, а только привлекли к себе пристальное внимание властей. За нами стали наблюдать, угрожали закрытием, если мы не прекратим рассказывать людям о том, что есть другие принципы жизни и устройства общества. В общем, мы попали на крючок.

В 2006 году, когда были выборы в парламент, некоторые из нас пытались зарегистрироваться кандидатами в депутаты. Нас предупредили люди из окружения так называемого "президента", что никто из нас не пройдет. Так и вышло, и при этом мы стали чувствовать еще большее давление. Под прицелом оказались все бизнесы наших сторонников. И тогда мы поняли: народ еще не готов, а власти уже не оставят нас в покое.

Я сам несколько раз оказывался под арестом. Настал день, когда я почувствовал, что нужно все это прекращать, так как я принесу больше пользы и стране, и своей семье, если буду на свободе. И мы разъехались из страны, кто куда. В 2020 году, когда в Беларуси начались протесты, я очень рвался на родину: было ощущение, что мы должны победить. Но поехать не получилось, и потом я понял, что это Бог меня уберег, ведь участников тех протестов до сих пор регулярно сажают.

– Но к 2020 году белорусский народ уже созрел, огромное количество людей выходило на улицы выразить протест против режима. Как вы думаете, почему из этого ничего не вышло?

– Потому что слишком велика была вера у людей, пытавшихся возглавить это движение, что все может произойти мирным путем, что придет какое-то осознание к тем, кто стоит во главе силовых структур. Это была ошибка. К тому же превентивные меры, которые приняла власть, позволили нейтрализовать основных лидеров движения, поэтому не было должной организации. И потом, все-таки люди не были готовы к таким репрессиям, а ведь стольких загнали по тюрьмам, поубивали! Мы еще, к сожалению, не представляем, сколько тысяч без вести пропавших появятся в списках, когда придет свобода, сколько будет найденных по лесам, по болотам, куда вывозили, вешали, стреляли…

Да, народ был уже готов, просто в большинстве не согласен, пришло осознание, что так жить дальше нельзя. Но нужно было готовиться к серьезному сопротивлению. А кроме того, все равно остаются люди, одурманенные пропагандой, в основном, конечно, пожилые, те, которые смотрят телевизор. Власть неплохо потрудилась над идеологией, над силовыми запугиваниями. Активистов пересажали, кому-то даже позволили спокойно уехать, чтобы не мешали. А многие из тех, кто остался, уже натерпелись издевательств, избиений, посадок и больше не пойдут на открытый протест. Народ запугали.

– Чем вы занимаетесь в Испании?

– Пока Бог дает силы, работаю, кормлю семью. Мы организовали небольшое производство, оказываем услуги населению. Испанцы – добродушные люди, но не очень-то любят трудиться. Поэтому когда приезжает кто-то с нашим менталитетом и хочет работать, он всегда добивается успеха. А вот испанского языка я, к сожалению, до сих пор не знаю.

Мадина – журналист, почти восемь лет назад она переехала в Испанию из Алма-Аты.

– Моя последняя должность была – генеральный продюсер, второй руководитель крупного телеканала. Но меня потянуло меня в Испанию, я бросила очень хорошую позицию и уехала. Думала, вообще уйду из журналистики, займусь турбизнесом. Но получилось так, что я все равно занимаюсь журналистикой, только уже для себя. Когда я переехала, было еще мало информационных ресурсов на русском, и я открыла свой паблик на просторах фейсбука, потом в телеграм, публикую там местные новости побережья и новости Испании.

– Это приносит доход?

– Нет, для меня это хобби, которое приносит больше общения, творческого удовлетворения. Но на этой площадке я могу размещать объявления о своей коммерческой деятельности. Я занимаюсь аэросъемкой, даю курсы по искусственному интеллекту, оказываю некоторые услуги с помощью ИИ. Когда появились дроны, я увидела, как это прекрасно, и у меня просто открылось второе дыхание! Я себе купила, отучилась, официально получила в Евросоюзе регистрацию пилота и с таким кайфом летаю! Хочется показать всему миру красоты Испании. Снимаю для агентств недвижимости, для разных туристических агентств.

– А почему вас потянуло именно в Испанию, что вас здесь привлекает?

– Я увлекаюсь эзотерикой, и именно на юге Испании меня прошибло, сердце сказало: ты должна тут остаться! И действительно, я нашла здесь места для медитации, дольмены, места силы. В какой-то момент в Казахстане я подумала: мне скоро будет 45, хочется еще где-то пожить, надо решиться! И я решилась. Я не отношусь к переезду как к эмиграции, я просто расширила свои границы. Я – гражданин планеты Земля.

Живу обычно на юге страны, а сейчас с полугодовым проектом нахожусь в провинции Аликанте.

– Ваш круг общения – это в основном русскоговорящие люди или испанцы тоже?

– Только русскоговорящие. Правда, я общаюсь еще с женской ассоциацией "Синергия": там есть и испанцы, и люди из других стран Европы, мы говорим по-английски. Но, честно говоря, слишком велика разница в ментальности, и я не много времени провожу с ними. Испанский язык изучаю, в процессе, уже неплохо говорю на нем.

Ментальность испанцев, особенно на юге, очень похожа на ментальность казахов из аула, людей открытых, простых. Мне это нравится. В Андалусии в любой деревне тебя и водой напоят, и чем-то угостят, и что-нибудь подарят, и все расскажут, всюду проведут – так же, как и в Казахстане. Это так здорово! Мне в этом плане было очень легко адаптироваться.

Мне нравится тут экология, продукты. Нравится, что я могу участвовать в политике, хоть и опосредованно. Я немного помогала в предвыборной кампании нового мэра города, где живу, потому что предыдущий мэр хотел вырубить, пересадить пальмы, плохо влиял на экологию, все делал не для людей. Я выходила на демонстрации протеста. Жалко, конечно, что, имея вид на жительство, но без гражданства, мы не можем участвовать в выборах. Тем не менее мы, эмигранты, живущие в городе, повлияли на переизбрание мэра.

Константину 33 года, он из Санкт-Петербурга. В Испанию приехал чуть больше года назад.

– Я музыкант. В России помимо музыки занимался системами безопасности, видеонаблюдения: монтаж, настройка и обслуживание. Собственно, и здесь я занимаюсь тем же самым, но теперь еще даю уроки игры на гитаре.

Когда в сентябре 2022 года началась мобилизация, моя сестра с мужем испугались, сели в машину и поехали в Испанию. Я тоже был уже морально готов к отъезду, потому что несколько раз выходил на антивоенные акции, и когда вышел в феврале 2023-го с табличкой "Нет войне", меня на недельку посадили. "Нет войне" – это у нас теперь преступление, считается "нацистский лозунг" – это ж надо так всё перевернуть с ног на голову!

Я был достаточно публичным человеком, имел несколько тысяч подписчиков в соцсетях. Сейчас у меня их осталось 130: кто-то сам меня удалил из друзей после моих постов, кого-то я забанил. В какой-то момент я узнал о законе Парето, прочитал книгу Карло-Мария Чипполы "Основные законы человеческой глупости", и после этого у меня в голове все встало на место. Я понял, что, как это ни прискорбно, мы живем на планете тупых. Этот процент, кстати, везде примерно одинаков, и здесь тоже, только тут они причесаны и не агрессивны, а там – как бешеные!

После начала войны я еще какое-то время продолжал концертную деятельность. Однажды на выступлении, когда я исполнял песню Бориса Гребенщикова, кто-то из зрителей сказал: "А что это вы поете песни врага народа?" Народ, конечно, на него пошикал, но я решил, что для этих людей петь не хочу, а в толпе ведь их сразу и не распознаешь. Я начал выгорать, довел себя до такого стрессового состояния, когда уже любого встречного подозревал в том, что он зигует за войну.

Я начал готовиться, все распродал, закрыл фирму, прекратил концерты, играл только для своих в узком кругу друзей. А потом сел в машину, взяв с собой все, что смог погрузить: свои гитары, оборудование, одежду, – и двинулся в Испанию. Тогда уже через Финляндию не пускали, и мне пришлось ехать через пол-России, а потом через Грузию, Турцию, Грецию – и паромом в Италию. Пересек Италию, затем паром в Барселону, и оттуда я уже добрался Валенсии и поселился в пригороде.

Снял квартиру, стал жить. Дистанционно продал свое жилье в Питере, думал, смогу здесь что-то купить. Но денег ушло очень много: и на съем жилья, и на студенческую визу, которую я сделал, и просто на жизнь. Тех заработков, которые у меня здесь есть, на все не хватает.

Возвращаться я не собираюсь, никакой ностальгии у меня нет. Я только скучаю по родным и друзьям, оставшимся в России. Здесь мне многое нравится: например, климат. В России лето – максимум три-четыре месяца, а потом – всё: холод, отопление, у меня из-за этого хронический насморк, всю зиму заложен нос. А тут – вечное лето, правда, жарковато в июле и августе.

– А есть ли в Испании что-то такое, что вам не нравится?

– Сейчас я уже начинаю привыкать, а сначала меня страшно бесило испанское разгильдяйство. Вот как я, например, покупал велосипед? Здесь есть онлайн-барахолка, я написал пяти продавцам, один из них ответил сразу, трое вообще не ответили, а один ответил через месяц. У того, который сразу ответил, я в итоге и купил. И здесь все так! Автомобиль мне вообще пришлось покупать в Германии и гнать сюда. Здесь я посмотрел подержанные машины и понял, что многие скручивают пробег. Был автомобиль с пробегом якобы 90 тысяч километров: смотрю техталон, а там у него пробег с годами уменьшается! И видно, что машина много ездила: ручки стерты, вся драная: может километр проехать и умереть. Кот в мешке совершеннейший!

Мне не нравится то, что здесь нас по любому поводу "щиплют", вытягивают деньги. Очень плохо, что россиянам не открывают банковские счета. Ведь все "ватники" остались там, в России, а те, кто здесь, как раз бежали от этого режима, они никоим образом не причастны к этой войне! Санкции, я считаю, надо применять более разумно.

Права автомобильные, кстати, русским тоже не меняют, в отличие от украинцев, например, и надо заново сдавать экзамены, а это целая история! Хотя у меня приличный водительский стаж, и я-то уж точно буду соблюдать здесь правила дорожного движения, в отличие от испанцев, которые ездят как хотят. Но при этом мне нравится, что дороги здесь в порядке, да и аварий совсем мало, во всяком случае, смертельных.

Ирине 48 лет. Она из белорусского города Кобрина. На родине работала учительницей в школе. Пять лет назад она неожиданно для самой себя оказалась в Испании.

– Если бы я не встретила своего будущего мужа, мне бы, наверное, и в голову не пришло уехать, я ведь очень люблю свою страну, – говорит Ирина. – Мы познакомились на фейсбуке. Хуан Карлос был старше меня почти на 20 лет. Когда он мне написал, я сначала сказала ему "До свиданья!", но он продолжал писать, и постепенно мне стало с ним интересно. Он врач, оперирующий хирург, и семья его в Аликанте – далеко не последние люди. На 18-летие отец подарил ему большую квартиру с видом на море.

В общем, у нас начался роман. Хуан Карлос несколько раз приезжал ко мне. Однажды сделал предложение, да так красиво – когда вся моя семья сидела за столом, встал на одно колено и обратился не ко мне, а к моим родителям! Мне кольцо с бриллиантом подарил.

Я переехала к нему, мы поженились. Ни с кем в своей жизни я не была так счастлива! Он подарил мне самые лучшие годы, окружил невероятной заботой и вниманием, каждый день говорил комплименты: "Какая ты сегодня красивая!", "Какая у тебя прекрасная фигура!" Бог мой, я 40 с лишним лет жила на родине и считала себя совершенно обыкновенной, потому что никто никогда не говорил мне таких слов!

Муж к тому времени уже вышел на пенсию. Денег нам хватало, мы много путешествовали. Но счастье оказалось недолгим. У Хуана Карлоса начались боли в почках. Был ковид, и мы не сразу смогли попасть к врачу. Для этого пришлось ехать в Мадрид, там и поставили страшный диагноз: неоперабельный рак четвертой стадии, максимум два года жизни. Хуан Карлос прожил почти три года, и все это время мы вместе с врачами боролись за его жизнь.

У мужа не было платной страховки, только государственная. И по ней всё у него было бесплатно: и пребывание в госпитале, и обследования, и очень дорогое лечение. При этом, зная, что он не жилец, его лечили, как обычного человека, который не умирает. В какой-то момент сделали операцию, которая не была необходима по жизненным показаниям, но заметно улучшала качество жизни. Я все время спрашивала: может быть, нам найти какие-то связи, чтобы тебя лучше лечили? – а муж отвечал: да что ты, у нас министр и уборщица лежат в соседних палатах, и их совершенно одинаково лечат, и уход везде одинаковый.

Каждый раз, когда анализы показывали хоть небольшое улучшение, врач тут же звонил обрадовать мужа: "Хуан Карлос, хорошие новости, теперь вам не будет так больно!" (плачет) И мы в любое время дня и ночи могли позвонить на личный телефон врача.

Лечение помогало, муж чувствовал себя неплохо, мы даже продолжали путешествовать, съездили в Венецию. Потом пошло ухудшение, метастазы в костях, в позвоночнике… Нам по страховке предоставили психологов, которые работали и с мужем, и со мной, и с его детьми. Психолог каждую неделю приходила к нам домой. Тут заботятся не только о физическом, но и о душевном состоянии больного и его близких.

В апреле 2023 года Хуан Карлос попал в больницу: он задыхался. Я не знаю, что сделали врачи, но они его спасли. А в мае опять стало плохо, начались сильные боли.

– Какие условия в испанской государственной больнице?

– Каждый человек лежит не просто в отдельной палате со всеми удобствами, с ним может находиться кто-то из близких: для них есть отдельная кровать и питание по меню на выбор, так же как и для самого больного (все бесплатно). Каждый день меняют белье и полотенца, каждый день больного купают, бреют, причесывают, мажут кремом, обрабатывают от пролежней. Кровать оборудована специальным противопролежневым матрасом.

Нажимаешь на тревожную кнопку – и тут же появляется медсестра! Нам объяснили, что мы должны при малейшей боли сразу ее вызывать, так как слабую боль облегчить проще, чем сильную, а терпеть боль ни в коем случае нельзя.

Когда человек в больнице, ему каждый день звонят все родственники и друзья, чтобы поддержать его, рассказать, как они в нем нуждаются. К нам в Мадридский госпиталь, за 500 километров от дома, приезжали все друзья мужа с женами! Это просто потрясающе! А обе его дочки под конец постоянно были с нами в госпитале.

Когда у мужа началась пневмония, врачи сказали: Хуан Карлос, скорей всего, ты умрешь, антибиотики не работают, мы можем только перезапустить тебя. Объяснили: подключим к аппарату, который в течение суток будет вводить сильные обезболивающие, все это время ты будешь спать, а через сутки либо умрешь, либо вернешься к жизни, так как активизируется иммунная система. Муж согласился, и когда он пришел в себя, началось улучшение.

Но врачи предупредили: следующего кризиса он не переживет. Спросили, где он хочет умереть. Хуан Карлос сказал: дома. Перевозка больного стоит очень дорого. И тут – просто удивительно! – мадридский госпиталь дал нам машину, хотя совершенно не обязан был это делать, они имеют право перевозить больных только по Мадриду.

Когда стало совсем плохо, муж все-таки снова попал в больницу. В какой-то момент позвал врача и попросил сделать так, чтобы он больше не приходил в сознание (мы знали, что на сильных обезболивающих сердце останавливается в течение 48 часов). При этом присутствовали я и его дочки. Все это – устно, безо всяких бумаг и разрешений: такова воля человека, и здесь ее свято соблюдают.

Прощаясь, Хуан Карлос сказал: "Ирина, я не хочу, чтобы ты жертвовала собой. Ты молодая, красивая, устрой свою жизнь". А до этого, еще дома, он подарил мне собачку, сказал: "Меня не будет, и я не хочу, чтобы ты была одна" (плачет). Мы назвали ее Луна. Она теперь всегда со мной.

Похороны здесь проходят совершенно непривычно для нас. Сначала люди целый день прощаются с умершим в специальном месте, танатории. Гроб закрыт, стоит за стеклянной стеной, на нем – фотография покойного. На следующий день отпевание в церкви. Плакать не принято. Наоборот, все стараются вспомнить самые приятные, веселые моменты из жизни ушедшего. Друзья мужа даже сделали шутливую надпись на венке, сказали: "Хуан Карлос, ты точно оценил бы эту шутку!"

– Как вы теперь живете, чем занимаетесь в Испании?

– Я получаю пенсию: по закону вдова имеет право на 52% от пенсии мужа. Немного подрабатываю переводами, преподаю: выучила физику и химию по-испански и помогаю детям соотечественников, которым трудно учиться на чужом языке. У меня здесь семья: дети и внуки мужа. Моему любимому внучку почти три года, я часто беру его к себе.

Конечно, я езжу на родину, но жить хочу здесь. Испанцы – как дети, такие добрые и открытые! Здесь не принято держать камень за пазухой, и если испанцам что-то не нравится, они тебе сразу об этом скажут. Это сильно облегчает жизнь.

^{Некоторые имена и другие личные данные изменены в целях безопасности. Из тех же соображений, связанных с признанием РСЕ/РС нежелательной организацией, мы не разглашаем имя автора этой статьи.}

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться