Ссылки для упрощенного доступа

Дневник наблюдений Сергея Майорова: Анна Качкаева беседует с известным телеведущим о том, за чем сегодня интереснее всего наблюдать, о людях, политике и современном зрителе


Сергей Майоров
Сергей Майоров

Анна Качкаева: Сегодня со мной в студии телеведущий, автор проектов «Истории в деталях» и «Дневник наблюдений» Сергей Майоров. Мы, конечно же, еще поговорим о том, почему мной, например, очень любимый «Дневник наблюдений» исчез из эфира «Пятого канала». Но начнем, естественно, с темы Лужкова, потому что персона и телевизионная персона так вот совпали в этой фигуре. И мы, конечно, все смотрели все, что происходило в эфире в субботу и в воскресенье. И мы с Сергеем перед эфиром тоже обменялись, что как-то повеяло, форточки какие-то открылись. Вот сейчас мы это и обсудим. Но я хочу про Лужкова у вас вот что спросить, поскольку в «Дневнике наблюдений» были замечательные пятиминуточки, эссеистический монолог называется, как вы думаете, получился бы монолог у Лужкова про оскорбленного властителя?

Сергей Майоров: Я думаю, да. Безусловно, это была бы очень рейтинговая история, потому как возникает ощущение, что Юрию Михайловичу очень важно это сказать сейчас, а сказать не получается у него. Потому что если бы только не его открытые письма и какие-то интервью, которые появляются, вот сейчас появилось у Евгении Альбац, то, наверное, Лужкова то мы и не слышим. Поэтому вчера, например, в программе «Центральное телевидение» уши стали такими большими лопухами-локаторами, которые ловили весь диалог Вадима Такменева с Еленой Батуриной. Мне, честно говоря, жалко Юрия Михайловича, потому как немолодой человек, и такая волна пошла на него. А моя мама сегодня утром, завтракая, говорит: «Я вот одного понять не могу, почему же раньше, если знали, что все происходит, этого не было?» Поэтому чисто по-человечески его жалко.

Анна Качкаева: Ну да, я понимаю, что вот эта история бы, наверное, получилась, нет сомнений. И сегодня в интервью «Нью таймс» Лужков произносит много чего, от чего мы отвыкли. Он называет, наконец, имена всех этих неназванных источников.

Сергей Майоров: Удивительно, что Юрий Михайлович раньше этого не сказал.

Анна Качкаева: Да, три недели молчали, теперь звучат фамилии и господина Суркова, и Натальи Тимаковой, и Нарышкина. В общем, со всеми он общался. И была целая технология того, как он отстранялся, соглашался, не соглашался, принимал, не принимал. В общем, за этим интервью видно, что у мужчины, конечно, есть характер, есть обида и есть желание пока еще побороться. Другое дело, что звучит фраза: «У каждого есть свой Ходорковский». Ну, сравнение такое сильное, но тем не менее Лужков к этому варианту событий тоже готов. Он об этом честно говорит в интервью.

Сергей Майоров: В результате не договорились. Поэтому пошла обида, поэтому всегда жалко того, кто в более слабой позиции. И возникает какая-то естественная человеческая реакция.

Анна Качкаева: Стокгольмский синдром.

Сергей Майоров: Да, абсолютно точно.

Анна Качкаева: Я просто посмотрела вчера, как и вы, «Центральное телевидение» программу, «НТВшники» в пятницу и потом получила массу реакций людей, которые звонили, которые писали, говорили: «Что произошло с НТВ? Как это так?» Потому что, естественно, двоемыслие на канале не может не изумлять. Потому что сначала вся эта заказная история в «ЧП» и полагающиеся фильмы, а потом вдруг правильная интонация, внятные персонажи.

Сергей Майоров: На мой взгляд, появилась просто элементарная профессия. Просто появилась на экране профессия. Я вчера очень хотел взять телефон и позвонить Вадиму Такменеву, поздравить его с отличным выпуском, но, учитывая, что у меня с ним очень сложные отношения человеческие, я этого не сделал. Вот если он сейчас услышит, хочу поздравить, вчера был фантастический выпуск, профессиональный, очень точный. Я получил огромное удовольствие от того, что видел первый материал Лобкова. Я услышал совершенно потрясающего, любимого мной журналиста Андрея Лошака, который очень точно…

Анна Качкаева: Такая философско-музыкальная история про Химкинский лес.

Сергей Майоров: Причем с таким хорошим текстом, подтекстом, с возможностью думать, когда говорит твой визави, то есть в данной ситуации журналист. Я увидел вчера один из немногих профессиональных, очень четких журналистских личностных… Я увидел то НТВ, которое я очень люблю, которое еще как бы в моем сознании живо. И Вадик был очень точек, не было этого шутовства.

Анна Качкаева: Хотя это НТВ, конечно, другое, оно очень уже современного разлива, клиповое, очень такое синкопированное, совсем с другой интонацией. Но это очевидная проба такого эксперимента, площадки, где можно говорить о вот этой новой коже телевидения и в смысле языка, и в смысле эстетики. Лишь бы им не мешали. Правда, у меня большие сомнения, по-моему, сейчас это выгодно, поэтому им разрешили, и они продемонстрировали, что они умеют. А вот если будут опять про кроликов и шоу-бизнес, то, конечно:

Сергей Майоров: :будет скучно.

Анна Качкаева: Мы это видим уже последние лет пять-шесть.

Сергей Майоров: Мы видели первый бизнес-выпуск прошел с Максимом Авериным, и я ждал, что будет неожиданная интонация. Понятно, что телевидение рождается в эфире. Вот я сейчас увидел вчера вечером рождение такого телевидения. Как долго оно проживет, учитывая мой тоже печальный опыт, я не знаю. Надеюсь, что они проживут дольше, чем я, в эфире.

Анна Качкаева: Эта фраза, которая принадлежит Александру Роднянскому про телевидение, которое рождается в эфире.

Сергей Майоров: Нет, эта фраза не его, я бы восстановил авторство Натальи Никоновой, генерального продюсера «Пятого канала».

Анна Качкаева: Ну, так если телевидение рождается в эфире, вы тоже все рождались в эфире на «Пятом канале» и как-то обратно… не найду слово.

Сергей Майоров: И умерли. Родились и умерли.

Анна Качкаева: С вами то что произошло?

Сергей Майоров: С нами… Я, честно говоря, до сих пор не понимаю, никак не могу получить ответ на этот вопрос. Потому что официальная версия, что мы не совпали интонациями с «Пятым каналом». Это странно, потому что в общем, как можно не совпасть с интонацией с теми коллегами, с которыми я начинал работать еще на НТВ, потом на канале ТВС и так далее? Я как-то вообще не задумывался об этом, потому что мы делали проект так, как мы это можем. Когда нас звали, наверное, могли предположить, на что мы способны. Я до сих пор храню СМСку, полученную от Александра Ефимовича, по поводу первых пяти программ, что это новое слово в журналистике, что это нетипично для нас, что мы, наконец, отказались от гламура и звезд и показали абсолютно вменяемых людей. Я очень горжусь тем проектом, пятиминуткой в конце программы, которая называлась «Те, кто рядом», о простых людях с их историями, которую делала Люба Камырина. У нас были отличные материалы, но через три недели нас задвинули на день, а потом очень тихонечко мы тихо, негромко, спокойно, вполголоса закрылись. Я не понимаю, мне говорят, очень странная формулировка прозвучала о том, что «я слишком успешен и благополучен для аудитории «Пятого канала», что мои очки, мои пиджачки, рубашки и шарфики в общем, наверное, не очень вызывают у них положительные эмоции», Но я же парень упертый, несмотря на то что непрофессиональный журналист, а всего лишь актер, но став журналистом на телевидении, а тут еще и актерство примешивается, мне было интересно докопаться до сути. Я все-таки настоял на том, чтобы присутствовать во время социологических исследований, которые проводили по программам «Пятого канала». Каково же было удивление, когда я слушал разные целевые группы, мужские и женские, и все хором говорили: «Майоров на «Пятом»? А мы не знали, знали бы – посмотрели». И когда задавали социологи вопрос, каким они видят «Пятый канал» и кто у них ассоциируется сейчас с «Пятым», мощным, интеллектуальным каналом, то женщины называли Сергея Майорова и Светлану Сорокину, а мужчины называли Светлану Сорокину и Сергея Майорова. И мне это было безумно приятно, потому что я это слышал собственными ушами. Большое окружение было за мной и моих коллег, и людей с канала.

Анна Качкаева: Фокус-группа, в смысле люди вас не видели.

Сергей Майоров: Да, они не видели, мы сидели за стеклом, модератор задавал людям вопросы, я слышал ответы. Причем конкретно людям еще показали программы, они оценивали программы. Многие говорили, что это здорово, им интересно, они понимают, о чем я говорю. После чего я повернулся к одному уважаемому теленачальнику и сказал: «Вот вы слышали? Так скажите, что нас уже нет, пусть на похороны приходят». Не понимаю.

Анна Качкаева: Телевидение в этом смысле, мы с вами знаем, довольно зыбкая история, иногда странная.

Сергей Майоров: Вкусовщина какая-то.

Анна Качкаева: Иногда неясно, что до конца срабатывает. Может быть, действительно, у этого зрителя вы не могли получить… Может, в фокус-группах – да, а у большинства зрителей вы не могли получить.

Сергей Майоров: Но затеяв ребрендинг канала, нужно было понимать, что за две недели доля не скакнет.

Анна Качкаева: Не скакнет.

Сергей Майоров: Что это довольно долгий, методичный, очень последовательный процесс.

Анна Качкаева: Я просто удивляюсь, почему вас сейчас не передвинуть, например, на «Рен-ТВ», где вот эта вот инаковость всякая, смысловая, стилистическая, даже содержательно-альтернативная многим программам на других каналах, можно было бы вам там в ночи очень хорошо себя чувствовать.

Сергей Майоров: Я тоже удивляюсь и не понимаю почему. Может быть, в связи с тем, что пришел новый генпродюсер на «Рен-ТВ» Игорь Прокопенко. Буквально на той неделе состоялось его назначение. Может быть, что-то случится.

Анна Качкаева: Игорь Прокопенко, наши слушатели тоже должны знать, он у нас бывал не однажды со своими крупными военными и антивоенными циклами, связанными с Чечней. И он делает программу «Военная тайна». Теперь он стал продюсером «Рен-ТВ».

О том, о чем вы сказали, потому что для меня это очень важная была рубрика, которую действительно, наверное, зрители не успели оценить. Это рубричка этих маленьких пятиминуточек, эссе с монологами простых людей – женщин, мужчин, людей с внутренней драмой или с внутренней рефлексией или людей, ничего особенно не переживших, но…

Сергей Майоров: :окружающих нас.

Анна Качкаева: Вообще, я считаю, что их бы можно было складывать, это такие портреты наших современников – то, чего не хватает межпрограммкам. К Дню победы, когда начинают показывать внуков, стариков, а людей. Вот вы их по какому принципу отбирали?

Сергей Майоров: Эта рубрика очень субъективная. Она и названа так – «Те, кто рядом». Это наши знакомые, это люди, которые являются нашими соседями, друзьями. Я подводился к этим рубрикам очень лично. Я говорил: «С этим человеком я встречаюсь, когда выбрасываю мусор в своем доме, а это моя соседка по даче, а это тот то…» Это люди, которые гораздо интереснее, чем то, что сейчас предлагает телевидение, это обычная история. Причем самое интересное, что на месте каких-нибудь серьезных продюсеров я подумал о том, как из этих историй можно складывать фильм. Ведь, например, сняв «Историю одного дома», зайдя в каждую квартиру, это была бы отдельная серия, не похожая ни на что, потому что доказано, что каждый человек индивидуален, и его история неповторима. Это обычные люди, те, кто нас окружает рядом. Вот я ехал в машине с потрясающим таксистом, он – бывший актер, который бросил профессию, сейчас занимается извозом, потому что надоело зависеть от режиссера. Он выбрал для себя такую форму свободы – ночная Москва. Причем человек, работающий в ночное время. Ночная Москва, его машина, музыка, которую он хочет слушать, и люди, которых он подвозит. Причем это очень любопытная форма, он не просто их подвозит, это такая психотерапевтическая функция, он смотрит состояние человека. Меня, в частности, он вывел из состояния депрессии, когда я ехал очень загруженным, нашел 2-3 точных слова, завязался разговор, я подумал: «Черт возьми! Вот, наверное, что важно, вот это важная деталь в жизни».

Анна Качкаева: А скольких вы записали для выпусков?

Сергей Майоров: 80 человек. 80 выпусков мы сделали.

Анна Качкаева: И из них можно сложить уже тоже, между прочим, портрет времени и портрет людей Москвы.

Сергей Майоров: Да. Меня потрясла совершенно потрясающая слепая девушка, которая полна желания жить, находит прелести в жизни в нашем сложном городе, я сейчас говорю про Москву. Монахиня, которая была медсестрой во время войны, уйдя в монастырь. Или директор одного телеканала, который реально признался о том, что из-за своего алкоголизма она чуть не потеряла свою дочь. Вы понимаете, у нас у всех ощущение недовыговоренности. А когда мы недовыговариваем что-то, ощущение недопонятости, недолюбленности и так далее. Поэтому, мне кажется, что в любом случае телевидение всегда было и будет интересно аудитории тогда, когда там появляется живой человек, а не придуманные какие-то дебаты и дискуссии.

Анна Качкаева: А мне просто любопытно, сколько времени приходилось тратить на то, чтобы сделать эту пятиминуточку?

Сергей Майоров: Это было немного.

Анна Качкаева: Все-таки это вопрос человеческой коммуникации.

Сергей Майоров: Коммуникации, вопрос человека в кадре, человека за кадром, кто ведет этот разговор. Причем мы старались делать абсолютно не постановочно. Кухня - кухня, дом – дом, машина – машина, парк – парк. В реальных условиях для человека, где он живет. То есть мы ставили просто камеры и просто писали, мы даже свет не выставляли, все как есть, максимально естественно приближенно к жизни. Мы могли в день снять 4-5 таких историй.

Анна Качкаева: Люба Камырина – ваша неизменная и блестящая репортер, которая получала уже ТЭФИ и раньше.

Сергей Майоров: Нет, она ТЭФИ? Удивительно, у нее миллион номинаций и ни одной ТЭФИ. У Любы три номинации, она – единственная женщина-журналист в нашей стране, кто трижды номинировался на ТЭФИ и ни разу не получил.

Анна Качкаева: Все, поняла, тогда за «Аэропорт» тоже не получила.

Сергей Майоров: У нас странная тема у Любы, у нас Аэропорт Гандер и история о событиях 11 сентября 2001 года, это история про лезгинский драматический театр в Дербенте, границы, «Театральный роман» был сюжет час, «Русский Кембридж». За такие сейчас материалы ТЭФИ не дают.

Анна Качкаева: Тем не менее, «Русский Кембридж» замечательный в том смысле, что вот вы тоже, вернее, она попыталась снять его и очень точно, как мне кажется передала это ощущение людей, которые не перестали быть русскими, но живут как люди мира, очень комфортно в иной среде.

Сергей Майоров: Потрясающий мальчик, который выиграл грант, причем заметьте, это не дети олигархов, это люди молодые, которые сами пробились, прошли тесты, сдали экзамены.

Анна Качкаева: Чуть ли не из Мордовии или из Ижевска.

Сергей Майоров: Он из Кирова, и он уже аспирант Кембриджа, он играет на органе. Это, конечно, фантастика. Эта история дорогого стоит.

Анна Качкаева: А нет все-таки ощущения, что вот эти истории стоят того, чтобы из них складывать либо фильмы, а не просто цикловые программы, которые вот есть вы на каком-то канале и нет вас, может быть, надо все-таки сделать действительно цикловые истории про людей? Это у вас хорошо получается.

Сергей Майоров: Вы знаете, такие попытки же были. Я помню, был замечательный проект, продюсером которого была Наталья Петровна Никонова, генпродюсер «Пятого канала», назывался он «В мире людей» с Николаем Дроздовым. Это была попытка рассказывать о людях. Но чтобы рассказывать о людях, и это приносило цифры, приносило рейтинг, для этого нужно рассказывать просто интересно. У нас это получается, но, видимо, это сейчас не очень кому-то нужно. Мне вот, например, интересно, я с большим удовольствием смотрю за тем, как развиваются «Вести 24», за тем, как развивается «Первый канал». Я вижу, какая мощная информационную бизнес-составляющая появляется на этом канале «Вести 24», я смотрю, какие неожиданные развлекательные проекты и сериалы получаются на Первом канале. Но почему-то ни у кого не получается человеческой журналистики, вообще ни у кого. Я ее сейчас не вижу. Поэтому я говорю, я вчера просто визжал от восторга, когда Вадим Такменев первый вопрос, который задал Елене Батуриной, был: «Ну, как там Юрий Михайлович, как он себя чувствует?»

Анна Качкаева: Причем в этом не было никакой ни глумливости, ни стеба.

Сергей Майоров: Зная Вадима, я вполне могу предположить, что он был очень искренен, задавая этот вопрос.

Анна Качкаева: Ну да, потому что он просто пытался разговаривать. Конечно, все равно это было не очень уютно. Я про себя тоже подумала, что женщина бесстрашная, могла бы и трубку кинуть, и явно, что она была немножко с вызовом настроена. Но она разговаривала.

Сергей Майоров: Это важно.

Анна Качкаева: Да, это важно, что она разговаривала, так же, что бы ни писали сейчас наши слушатели, что не надо сочувствовать, и вы не сталкивались с созданной коррупционной системой чиновников, УВД, дольщиками и так далее…

Сергей Майоров: Коллеги, да связывался и сталкивался я с этим. Я живу в этом городе, я коренной москвич. Я видел, как меняется мой город, я видел, как он частично уничтожается. Я все это видел, просто я сейчас говорю о некой эмоциональной составляющей. Очень точно, мы сейчас делаем фильм один с Любой Камыриной, с Никитой Лыком, фильм называется «Люди, говорящие по-русски» про три прибалтийские страны – Литву, Латвию, Эстонию. Но мы конкретно говорим Прибалтика, потому что нам интересна приставка «при», ее значение. Алина Орлова, девочка, выросшая в русской семье, являясь этнически русской, в городе Висагинас, она не знает, кто она, она очень любопытный синхрон, то есть кусок интервью выдала: «Вы знаете, когда играют литовцы с русскими в баскетбол, я понимаю, что русские проигрывают, мне их очень жалко, потому что мне всегда жалко тех, кого обижают». В данной ситуации я не говорю, не разбираю монстрообразность нашего бывшего мэра и все, что он наделал, его след в истории, я сейчас говорю об эмоциональной составляющей. Потому что всегда возникает вопрос: зачем же так надо было доводить ситуацию, чтобы так сейчас бить человека? А что, раньше никому в голову не приходило, что происходит в Москве?

Анна Качкаева: Это правда. А если возвращаться к тому, что как это иногда ментально удивляет, например, были синхроны с мэром Риги, который русский.

Сергей Майоров: Да, Нил Ушаков.

Анна Качкаева: Нил Ушаков, но он для всех русских каналов говорил на латышском.

Сергей Майоров: У нас он говорил на русском.

Анна Качкаева: Но в синхронах в новостях, потому что он был…

Сергей Майоров: Потому что там идет предвыборная борьба, там идет опять борьба за место мэра.

Анна Качкаева: У вас он говорил, конечно же, по-русски и, наверное, это тоже было любопытно, потому что он уже, конечно, человек постсоветской истории и вполне вписавшийся в результате в эту новую систему координат.

Сергей Майоров: А вы знаете, а мне понравилось, что он говорил по-русски. В принципе, если бы он хотел говорить на латышском, я бы с ним заговорил на латышском. Просто ситуация заключается в том, что это очень важно быть русским, это очень важно говорить на русском при этом быть мэром латвийской столицы. При этом смешнее было бы, если бы мы с ним говорили на английском, а такое тоже в жизни происходило. Сидят два русских человека и говорят по-английски, вот это гораздо смешнее.

Анна Качкаева: Это в Кембридже было забавным, тоже я смотрела, когда Люба делала этот материал, эти переходы, это многоязычность языка на самом деле это можно уже даже не подчеркивать, потому что британцы там переходили на русский, русские переходили на английский. И в этом тоже было некоторое ощущение абсолютно расширившегося пространства.

Сергей Майоров: Мало того, мы сейчас еще делаем фильм, называется «Варшавская мелодия» для «Пятого канала», документальный фильм, автор – Люба Камырина, я – продюсер, и мы общались с поляками, причем антироссийскими. С Лехом Валенсой мы переходили то на русский, то на польский, с Михнеком мы переходили то на русский, то на польский. Мало того, что вся профессура консерваторий, театральных академий говорила по-русски. При этом очень смешно, идеально на русском говорил мой любимый актер Даниэль Ольбрыхский, и мы говорили по поводу фильма «Солт», его плохого русского. Причем очень любопытную историю рассказал этот блистательный артист. Он говорит, был нанят педагог, который должен был убрать акцент, и я просил режиссера Филиппа Нойса говорить: «Если вдруг у меня появляется акцент, останавливаем съемку», он добивался идеального русского. Тоже забавная деталь.

Анна Качкаева: Но мы сейчас посмеялись по поводу новостей, услышав, что Петра теперь хотят куда-то перенести. Что это вот такое?

Сергей Майоров: Это страна дураков.

Анна Качкаева: Дураки и дороги. Почему? Больше нечего делать, сейчас надо про Петра обсуждать?

Сергей Майоров: Всем хочется стать великими, все хотят оставить след в истории.

Анна Качкаева: Мы имеем в виду, что господин Ресин говорит, что, возможно, Петра с этой стрелки, которая напротив Храма Христа-Спасителя, сначала мучались, когда ее ставили, все стояли на ушах, теперь…

Сергей Майоров: Когда уже привыкли, теперь надо что-то…

Анна Качкаева: Еще башенки теперь лужковские можно снести.

Сергей Майоров: Да, все бизнес-центры снесем и аэропорт «Внуково» разрушим, вернем старый. Бред абсолютный! Это анекдот был такой в советские времена, очень старый, бородатый. Сидят вороны на кучке кое-чего, и в центре этого кое-чего падает палка. Вороны взлетают и говорят: «Кар!» и садятся на то же место. И голос диктора за кадром: «Перестроились». Понимаете, ощущение, что мы – те же самые вороны, мы не идем вперед, мы топчемся на месте. Мы анализируем историю, вместо того, чтобы думать о том, в чем наша собственная новация, куда мы движемся, как мы будем жить дальше, в какой стране будут жить наши дети. Ну, стоит Петр, оставьте вы его в покое. Это уже часть истории, пусть стоит. Но нет, надо обязательно было снести. В этом отношении очень любопытно ведут себя поляки. Мы им 50 лет назад подарили этот палец Сталина – огромное здание-небоскреб, как у нас МИД, московский университет, это здание стоит в центре Варшавы. Они очень долго думали, как его снести. Придумали гениальное решение, они сделали там Дворец науки и искусства. И там живут современные художники, там живут современные театральные студии, всевозможные арт любопытные объекты. Они сделали это просто центром искусства. Ну, пусть это будет так уже, давайте ничего трогать не будем. Но сейчас мы деньги будем тратить вначале на то, что ставили, теперь на то что переносим.

Анна Качкаева: Тем более, что стоит он там в правильном месте. Теперь там завода нет, там действительно сделали клубы, артобъекты и прочие вещи, телеканал «Дождь» там находится. Ну, и пусть уже все вместе там живет в этой какой-то новой конфигурации. Нет, вот мы начинаем опять…

Сергей Майоров: Глупости новые допускать не надо, а уж со старыми мы как-то договоримся.

Анна Качкаева: Кстати, вы упомянули про артобъекты и про современное искусство, а ведь странно, Сергей, смотрите, когда в СМИ и на телевидении в том числе, вы сами сейчас сказали, нет людей, а в общем часто нет морали и очевидных ценностей, а есть какая-то мишура между развлечением и пропагандой, то все актуальное уходит либо:

Сергей Майоров: :на заводы, в подвалы.

Анна Качкаева: В искусство актуальное, которое тоже бьют по башке, или в театр «Док», где играют Магнитского.

Сергей Майоров: Да, да.

Анна Качкаева: Это ведь такая тоже странная штука получилась за последние годы.

Сергей Майоров: Понимаете, если раньше народ выбирал в 60-х годах кухню как площадку для выступлений, то теперь у нас появились подвалы. Знаете, жизнь в Москве альтернативной гораздо интереснее, чем… Она такая подземельная немножко жизнь, она на заводах, она на фабриках, она в подвалах.

Анна Качкаева: Которые превращена в артобъекты.

Сергей Майоров: В очень маленьких залах на 100-200 максимум человек. Вот там какая-то очень любопытная жизнь происходит. Потому что пространство не терпит пустоты. И если где-то какая-то пустота возникает, то обязательно что-то приходит.

Анна Качкаева: Но другое дело, я не знаю, так ли уж это ощущает страна…

Сергей Майоров: Ощущает. А город Пермь, посмотрите, что в Екатеринбурге происходит.

Анна Качкаева: Хотя в Перми, конечно, этот фестиваль последний…

Сергей Майоров: Один из альтернативнейших городов страны. Вы знаете, я там часто довольно бываю по работе, я вижу, сколько там появилось любопытных течений, художников, студий. А в том же Петербурге!

Анна Качкаева: Ну, уж не говоря о том, что там и на митинги выходят за выборы мэра.

Сергей Майоров: Совершенно верно. И Коляда, который блистательный драматург со своим театром «Колесо» блистательно работает, причем на старой помойке, в старом заброшенном доме создал театр. А в Петербурге какое количество всевозможной любопытной жизни подземельной! Дети подземелья в нынешнее время.

Анна Качкаева: Как вы думаете, в какой момент все-таки телевизионные форточки, телевидение всегда опаздывает в этом смысле. И все предыдущие эпохи демонстрируют, что жизнь начинается в артобъектах, условно говоря, или там, где это возможно, это связано обычно с андеграундом, с музыкой, с живописью, потом это просачивается в газеты, которых все равно, с точки зрения массы, или сейчас в сеть. И года через 2-3 это как-то в общем начинает менять телевидение. Мы уже на этом этапе или все-таки в этот раз время перемен не коснется телевидения?

Сергей Майоров: Мне еще немножечко везет. Я как-то успеваю иногда бывать за границей и общаться со своими коллегами. Мне кажется, что недавно была любопытная дискуссия в студии Дмитрия Быкова в программе «Картина маслом» по поводу нашего нового театра. И мы, в частности, говорили о том, что вот эти академические государственные уважаемые театры в последнее время мало что любопытного производят. И мне показалось, что как только они перестанут быть государственными академическими, жизнь в театре будет гораздо более насыщенной. Вот как мне кажется, как только телевидение начнет быть неподконтрольным государству и станет свободным, станет бизнес-моделью, вот тогда мы будем просто семимильными шагами наблюдать за тем, как оно развивается. Я сейчас вижу развитие дециметровых, спутниковых, кабельных каналов. Есть очень любопытные форумы, появляются очень любопытные люди. Да, оно во многом несовершенно, потому что нет денег. Но как только бизнес-составляющая придет на телевидение, и это будет главным, тогда, наверное, оно будет развиваться очень активно. В частности, я вот смотрю, ведь если уж говорить откровенно, мы же понимаем, что кругом государственные телевизионные каналы. Единственная бизнес-модель – это «СТС-медиа», это канал СТС, «Домашний» и ДТВ. Мало того, что они успешны в плане денег, они еще и любимы зрителями. Это дает возможность им экспериментировать, что-то делать и идти куда-то дальше. В этом отношении для меня, например, очень любимый канал «Домашний», потому что я вижу там не только вменяемые фильмы и сериалы, я еще вижу очень выросшую серьезную документалистику, которую поддерживает Наташа Билан. И мне приятно знать то, что этот канал денег собирает прилично. Там на 60% больше, чем он должен собирать. Развивается. Есть модель бизнес-телевидения, когда телевидение как бизнес. Если у нас все будут существовать в равных условиях, мы, наверное, увидим своего «Доктора Хауса».

Анна Качкаева: Ну, вот ТНТ то пытается, но пока не сильно получается. Хотя «Интерны» - любопытный, успешный проект, хотя это не «Доктор Хаус», а скорее «Клиника».

Сергей Майоров: Как бы там ни относиться к «Камеди клаб», но это тоже удачная бизнес-модель, она успешна, она любопытна. Я сам время от времени смотрю.

Анна Качкаева: Ну да, и вот эти новые сейчас выпуски стали вполне себе тоже актуальными. Но, кстати, и «Большая разница», в «Большой разнице» на Первом появилось то, что мы называем очевидно актуальным юмором.

Сергей Майоров: История вчера со Шреком.

Анна Качкаева: И со Шреком, и с Никитой Сергеевичем Михалковым.

Сергей Майоров: Это вообще мой любимый проект «Большая разница», я очень люблю эту программу.

Анна Качкаева: А с «Предстоянием» вчера тоже пошутили.

Сергей Майоров: Да, смешно.

Анна Качкаева: Не говоря уже о том, что в предыдущих программах по поводу вертикали сильно шутили в связи с… Киркоров исполнял Петра. Поэтому тоже как-то так получилось с коррупцией и вертикалью. Давайте послушаем, Александр Георгиевич, Москва, вы в эфире.

Слушатель: Когда «Пятый канал» начинал свое вещание по регионам, он был более свободный. Что так постепенно стало, новости какие-то стали не такие. До этого они даже опросы проводили, если вы помните, в новостях. Не кажется ли вам, что кабельное телевидение сегодня, что примерно в советское время были коротковолновые волны, где вещала данная радиостанция и многие другие? Такое ощущение складывается, что кабельное, спутниковое вещание – что-то такое альтернативное и новое. На ваш взгляд, «Рен-ТВ». «России 24» что-то позволяется более свободное делать, это связано с тем, что их мало смотрят?

Анна Качкаева: Давайте с третьего вопроса.

Сергей Майоров: По поводу, смотрят их мало или нет.

Анна Качкаева: Почему им больше разрешают? Это вечный вопрос к «Эху Москвы», почему должна быть форточка?

Сергей Майоров: Я не знаю, правда, ответ на этот вопрос.

Анна Качкаева: Потому что должна быть.

Сергей Майоров: Должна быть. Ну а как? Если все захлопнуть, тогда другая совершенно страна. Наверное, поэтому. Отвечая на второй вопрос по поводу кабельного телевидения, кабель – это всего лишь способ доставки контента. Просто убирают эти чудовищные антенны с крыш, которые раньше были эфирные, сейчас доставляются цифровые технологии, кабель, то есть все, что доставляется таким способом, не более того. И, конечно, когда приходит в дом широкополосный кабель, то можешь смотреть миллион каналов и выбирать то, что тебе нравится.

Анна Качкаева: Это просто альтернатива выбора. Это не альтернатива политики или официальной идеологии. Это просто альтернатива разнообразию.

Сергей Майоров: Безусловно. Во всяком случае, ни один канал не может сказать, что он доминирующий. Народ гораздо активнее смотрит другие каналы, которые доставляются с помощью этого кабеля. Что касается «Пятого канала», я ничего не могу сказать, потому что это было до нас, это было до того, как пришла туда новая команда. А я не являюсь уже лицом и сотрудником «Пятого канала», я вообще по этому поводу ничего говорить не могу, потому что я с этой жизнью не знаком.

Анна Качкаева: Ефим, Москва, мы вас слушаем.

Слушатель: Я хочу в отношении Лужкова, потому что меня аж трясло. В прошлый раз я не стал говорить. Горький в свое время, уже будучи пролетарским писателем, сказал о себе, что он не человек, а учреждение. Так вот эти Лужковы, все эти олигархи – они созданы государством как учреждения. И у них бюджет может быть любой, как у семьи Лужкова. Потому что Батурина неотделима по нашему Семейному кодексу. К этим людям нельзя относиться как к людям, это учреждения. И вот наша рефлексия, наша жалость – их нужно просто не допускать на телевидение.

Сергей Майоров: Вы знаете, мне кажется, что у нас одна очень серьезная проблема. У нас нет чувства юмора. Мы достаточно глумливо шутили по поводу Юрия Михайловича и сожаления человеческого. Мы – все-таки живые люди, нам всегда жалко, когда бьют кого-то. Так устроен человек. Но все-таки надо уметь считывать некую иронию. Чувство юмора – это наша большая проблема. Это, скажем, национальная трагедия. Спасибо, что есть «Большая разница».

Анна Качкаева: Это правда. Но тогда надо объяснить людям, которые, может быть, думают, что мы очень сильно сожалеем по поводу господина Лужкова:

Сергей Майоров: Это эмоциональная составляющая.

Анна Качкаева: :кстати, которого 20 то лет назад москвичи выбирали, и он не был никаким учреждением.

Сергей Майоров: Не только 20 лет назад, но и 16 лет назад.

Анна Качкаева: И, кстати, если бы выбирали, еще неизвестно, не выбрали бы и в очередной раз, потому что вариантов очень немного. И это, кстати, выбор был людей.

Сергей Майоров: А люди то довольны. На самом деле, у нас есть один оператор в программе, он пенсионер, он задал вопрос, смешно, конечно, тоже глумливо, но тем не менее: «Интересно, а будет ли лужковская надбавка продолжаться к пенсии?» То есть на самом деле народ то думает в этой плоскости. Если бы сейчас были выборы, я не уверен, что Лужкова бы не выбрали.

Анна Качкаева: Конечно.

Сергей Майоров: Мне кажется, что протестным голосованием…

Анна Качкаева: И я совершенно убеждена, что лужковскую надбавку будут сохранять при новом мэре и до следующих выборов точно, потому что город должен проголосовать. Об этом, собственно, и Лужков говорит, чтобы проголосовать так, как надо. И я еще раз хочу вам сказать, что дело ведь не в учреждении и не в Лужкове как в Лужкове, а в том, как все это делается. И с точки зрения телевидения, для нас этот процесс интересен тем, что вся эта информационная атака, неподготовленная, неквалифицированная, довела до того, что столп режима, человек, который очень много сделал для того, чтобы вертикаль утвердил, вызывает а) сожаление и б) воспринимается чуть ли не как оппозиционер. Вот ведь в чем дело.

Сергей Майоров: Такой, знаете, народный герой.

Анна Качкаева: Или, наоборот, вызывает ощущение необходимости шельмовать его. Ну, и что, куда мы продвинулись от 90-х лихих, про которые все время говорят? Никуда. Если информационная кампания выглядит так, как она выглядит, и президенту нужно вот это все не объяснять, а с неназванными источниками, с этими странными формулировками и так далее… Потому что если бы была нормальная политическая система с выборами, с нормальным телевидением, где есть инаковость, где есть оппонирование, где есть спор, где есть точки зрения, я вас уверяю, во-первых, с Лужковым бы не было 18 лет, и разбираться бы начали не сейчас, и руками бы не разводили. Олег, Краснодар, вы в эфире.

Слушатель: Хотелось бы сказать, что вы, наверное, сейчас плеваться будете, если я скажу, что я люблю смотреть. Я люблю смотреть почему-то «Дом-2».

Анна Качкаева: А почему мы должны плеваться?

Сергей Майоров: А почему мы должны плеваться? Почему такая агрессия у вас? Я вообще считаю, что в свое время Академия российского телевидения просто прошляпала вопрос, и ТЭФИ надо было давать «Дому-2», потому что это была неожиданная для нас форма. В своем сегменте это очень успешный проект. Почему плеваться то должны?

Слушатель: Хотелось еще сказать, что единственное средство есть пропаганды, оно в каждом доме, оно буквально лезет в уши, это «Радио России» в радиоточке. Это со сталинских времен.

Сергей Майоров: Это то, о чем мы с вами говорим, дремучесть и непросвещенность нашего народа, любимого нашего народа. Коллега, кто вам мешает не слушать это радио? Мы же только что говорили, что есть миллион технологий, есть интернет. Вы знаете, в чем, наверное, проблема и «Пятого канала»? Мы на эту тему дискутировали. Все считают, что Светлана Сорокина, Сергей Майоров, Дмитрий Быков пришли домой и настроили им пульты. У нас есть право выбора, но мы этим правом не пользуемся. Мы не можем отключить эту радиоточку, настроиться через интернет. Мы не можем себе провести кабель для того, чтобы смотреть миллион других каналов, а критикуем только одно. Это вот вопрос ментального сознания нашего.

Анна Качкаева: И это удивительно. С одной стороны, смотрим «Дом-2», с другой стороны…

Сергей Майоров: И с какой агрессией. Я смотрю «Дом-2», и замечательно, и на здоровье, смотрите.

Анна Качкаева: Нет, у меня очень много вопросов к «Дому-2», но то, что это, безусловно, программа, которая за неимением очень многого, проговорила с людьми про людское и про сценарии их жизни, особенно людей молодых, это тоже факт. И мы видим, что происходит. Вот загнали ее в ночь, и там доля фантастическая. Особенно у барышень.

Сергей Майоров: И конкурировать с ними никто не может.

Анна Качкаева: И что от того, что вместо того, чтобы обсуждать и рассуждать, в чем дело, то, что успех жизненный измеряется появлением в «Доме-2», так это, может быть, проблема все-таки страны, а не только «Дома-2». Вот чтобы пообсуждать эту тему, на это ни у кого не хватает ни энергии, ни смелости. А с другой стороны, абсолютное не двоемыслие, а троемыслие в голове, радиоточка Радио России, позвонил на Свободу рассказать про «Дом-2».

Сергей Майоров: Так возьмите выдерните и выкиньте, и все, не слушайте.

Анна Качкаева: Видимо, и выключает, если он нас слушает. Я же говорю, слушаем Радио России, звоним на Свободу…

Сергей Майоров: Звоним, чтобы сказать, не слушайте эту радиоточку. Не слушайте, если вы не хотите.

Анна Качкаева: «Если Прокопенко стал продюсером на Рене, значит, программой «Военная тайна» больше заниматься не будет», - это спрашивает Александр из Москвы. Я думаю, нет. Как продюсер, он будет заниматься этой программой.

Сергей Майоров: А что мешает ему быть продюсером и журналистом?

Анна Качкаева: «Наше телевидение снова впереди планеты всей…» Непонятно, что имеет в виду Александр.

«Сочувствие Батуриной и Лужкову выглядит смешно. Вспомните Шекспира». Да мы уже все вспомнили.

Сергей Майоров: Проблема в том, чтобы еще слышали, не только слушали, но и слышали, что говорим, и что говорят другие.

Анна Качкаева: Наталья Львовна пишет: «Какая эмоциональная составляющая у кремлевской диктатуры, которая не считается с людьми и нарушает их права? В том числе Лужков абсолютно не считается с мнением специалистов, уничтожил Москву. При Лужкове в основном строится коммерческое жилье. Можно сказать, награбил с женой миллиардное состояние и, видите ли, жалко. Он знал, где находится, и должен был понимать, что может последовать за его деяния. Жалко, что не вся чекистская власть сейчас преследуется». Так она это она и есть. Наверное, Наталья Львовна, вы, может быть, и в будущее смотрите.

«Объясните, пожалуйста, где можно так искусно научиться лицемерить? Лужков – мне друг, но истина дороже». Не поняла.

Сергей Майоров: Это вы про кого конкретно? Про нас? Мы с Лужковым даже не знакомы. Я даже никогда в жизни его не видел.

Анна Качкаева: «Эта история с Петром и лужковскими башенками напоминает старые «Куклы». После свержения капиталистической власти приход президента Зюганова. Лужков говорит по телефону: «Значит, так, к ноябрьским праздникам снести Храм Христа-Спасителя и построить на его месте бассейн. Что, трудно снести? Ну, знаю, сам строил». Это нам пересказывают «Кукол» времен Шендеровича.

Сергей Майоров: Мне то очень интересно, а если сейчас мы начнем… Все-таки мы должны идти вперед, мы должны как-то продолжать жить. Сейчас мы перенесем Петра, а действительно, что, потом храм будут сносить?

Анна Качкаева: Бассейн опять строить?

Сергей Майоров: Где конец этого безумия?

Анна Качкаева: «Лужковская надбавка – кремлевская технология для тех, чтобы сохранить доброе лицо мэра. А не было бы этих надбавок, пенсионеры бы заполнили улицы. К сожалению, они – наивные люди, не разбираются в политике, довольны подачками».

Сергей Майоров: Здесь сложно с этим не согласиться. Я уж не знаю, чья это надбавка, лужковская или кремлевская, но то что…

Анна Качкаева: Лужковская, из городского бюджета.

Сергей Майоров: Явно это была попытка кокетничать с избирателями. Собственно, благодаря этому Юрий Михайлович практически 20 лет был у власти. Давайте поблагодарим себя за то, что получали эти надбавки и были довольны.

Анна Качкаева: Николай, Москва, вы в эфире.

Слушатель: Я той части вашей передаче, которая сочувствует Лужкову, не слышал. Но, вообще-то, все, что вокруг Лужкова происходит, ведь это информация не о Лужкове, а о тех, кто это делает. И это совершенно омерзительно безотносительно причины этих действий. Сами эти действия подлые и грязные и говорят они нам, к сожалению, о вещах актуальных, а именно о моральном и профессиональном уровне той части нашего руководства, которое является надеждой либералов.

Сергей Майоров: Я предлагаю закончить все-таки разговор про Юрия Михайловича. Шутка наша не получилась.

Слушатель: А я не говорю про Юрия Михайловича.

Сергей Майоров: Потому что когда говорят о моральной составляющей руководства, я всегда говорю: «А че на зеркало пенять, коли рожа крива?» Друзья, давайте начнем с себя. Выбирали Юрия Михайловича? Выбирали.

Слушатель: Я не про Юрия Михайловича.

Сергей Майоров: Получайте удовольствие большое. Я не голосовал.

Анна Качкаева: А вы говорите вообще про верхи.

Слушатель: Я говорю про Медведева и про его команду, которая вполне актуальна, и которая уже на двух объектах, до Лужкова был наш белорусский друг, показала свои методы работы и свои представления о допустимом. И это абсолютно ниже плинтуса. И в смысле профессионализма, и в смысле элементарной этики. Это вызывает брезгливость и тошноту.

Сергей Майоров: Аня, это мы с вами решили про телевидение поговорить.

Анна Качкаева: Да, да. А вот потому что таким образом, как только эта возможность появляется, людям же надо где-то это обсуждать…

Сергей Майоров: Да, такой прорыв.

Анна Качкаева: Поэтому телевизор таким странным образом дает этот эффект, зеркалит, хотя вроде его и нет там. Но вот то, что нужно людям про это говорить… И когда «НТВшники» зацепили все эти темы и возможности спокойного обсуждения, сразу стало не так скучно. Другое дело, что я смотрю и по пейджерам, и по звонкам, что люди скорее всего не видели НТВ. Отвыкли, никто не пишет мне.

Сергей Майоров: Наверное, выпуск лежит в интернете, его можно посмотреть.

Анна Качкаева: Безусловно.

Сергей Майоров: Мы говорим о вчерашнем выпуске программы «Центральное телевидение».

Анна Качкаева: Или о пятничных «НТВшниках». Но такое ощущение, что как-то никто не обратил внимания. Вера Михайловна, здравствуйте.

Слушатель: Роман Бабаян не умеет вести эфир, у него базар, слушать его невозможно. Теперь о Лужкове. Если бы не его надбавка, то я бы умерла с голоду или таскалась по помойкам, несмотря на то, что у меня высшее образование. Мне 62-й год. Я не работаю. Петр пусть себе стоит. Вы же можете в эфире на людей влиять, чтобы они не тратили энергию на снос того, что не нужно сносить.

Анна Качкаева: Спасибо, по пунктам. Сегодня какой-то эфир атмосферный.

Сергей Майоров: Петр пусть стоит.

Анна Качкаева: Лужков пусть отдыхает. Все-таки, Сереж, о ваших планах, хотя нельзя задавать этот вопрос, я всегда ругаю за него всех журналистов, но все-таки чтобы вернуться к телевидению. Что вы снимаете?

Сергей Майоров: Я сейчас в свободном плавании. Я впервые начинаю понимать, что я могу рассчитывать только на себя. Я всегда был вторым, я всегда был частью большой команды. Была ли это команда на НТВ, была ли эта команда на ТВС, была ли эта команда на СТС. Я сейчас сам по себе. У меня есть свой продакшн, компания, которая занимается тем, что делает три фильма для «Пятого канала». Мы делаем, с большой радостью, документальные фильмы для телеканала «Домашний», которые идут в 21 час. Я очень рад этому сотрудничеству. Мы обсуждаем проекты для телеканала СТС. И я очень рад, что мы с Вячеславом Муруговым сейчас в стадии переговоров, разговоров, обсуждений. Наши отношения стали ближе, нежели когда мы работали вместе.

Анна Качкаева: Но это «История в деталях» возможная?

Сергей Майоров: Я не знаю, что это будет пока. Мы склоняемся к тому, что журналистика на канале нужна, и мы склоняемся к тому, что нет «Истории в деталях» ровно год в эфире, но эта ниша никем не занята, и все попытки провалились. Поэтому мы как-то уверенно себя чувствуем, что у нас это получается и получается неплохо – такая человеческая журналистика. Вот попробуем в этом ключе работать с СТС. Во всяком случае, когда я был на презентации сезона СТС, который проходил в концертном зале «Октябрь», у меня не было ощущения, что я пришел не к себе домой. Меня очень тепло и с открытыми объятиями встретили. Посмотрим.

Анна Качкаева: А я все-таки жалею, что не буду смотреть «Дневник наблюдений».

Сергей Майоров: А это еще ничего не значит. Может быть, «Дневник» как-то каким-то образом… Мне сейчас интересно быть продюсером.

XS
SM
MD
LG